И мир сделал вывод, пойдя не по пути усложнения сущностей – это тяжело, а по пути наименьшего сопротивления: сделаем калеками всех, тогда никто не будет калекой. Так началась война на истребление Руси и русичей. Война Света (Русь – в переводе с русского на русский «свет», «освещённое место») и Тьмы. Война Порядка и Хаоса. Сложности и Простоты. Развития и Энтропии, Жизни и её противоположности.
И тысячи лет война,
Война без особых причин…
В процессе этой войны Русью потеряны многие территории, сотни самобытных народов, целые культурные пласты. Всё старательно вымарывается, выпрямляется, подгоняется под единый стандарт. Потомки рода Ворона из земли своего имени (Воронция) в 1812 году пришли на Русь. Жизнь в тот раз была сильнее. Потомки славных воителей с Бранного поля (Бранденбург), предки которых основали рыбачий городок, назвав его в честь инструмента ловли рыбы бредня (современное название Берлин – «Линия (улица) ловящих бреднем»). Они упростились, жить стало легче, опять пришли. Плохо им сейчас. Россия рвёт им их сознание, русские – их тела.
Италия, заселённая этрусками (эти – русаки), Франция Воронцов, Германия, Австрия, ещё сто лет назад не скрывавшая своего славянского происхождения, а сейчас онемеченная, Польша, заселённая полянами, они же половцы, Украина, она же Окраина, теперь не хочет напрягаться и жить. Они все захотели существовать. Не жить, просто существовать. Бездумно, всласть желудка и половых органов.
Русы каждый раз пожимали плечами – ваше дело, живи так, как хочешь! Но они до сих пор не понимают, что существовать, как они хотят, пока есть «эти» русские, они не смогут. Они чувствуют себя неполноценными. И отвечают с позиций хаоса – силой. Они не могут иначе. Не может более простая структура подчинить более сложную. Только разрушить.
И пусть все эти размышления выглядят пафосными, но я действительно так считаю, и это моя сущность. И никто об этом не знает, кроме тех, кто не поленился и прочёл эти строки. И если говорю об этом, то только в виде баек и сказок, которые пафосно не воспринимаются.
Внутренний мир лабораторной крысы (1942 г.) Когда карты открыты
Так вот, возвращаясь к повествованию, должен сообщить, что я действительный патриот. А мой прокол стал результатом, хотя и непреднамеренно спонтанным, но вызревшим после долгих раздумий. Я сделал вывод, может быть и ошибочный, что сами по себе знания без носителя (оператора) знаний – человека – малополезны. Такие же выводы были сделаны и НКВД, поэтому я был изъят с фронта. Да, все эти технологии заинтересуют когда-то кого-то, но мне надо сейчас. Мне надо, чтобы это помогло нам в нашей борьбе. А так как НКВД не смогло привлечь живых попаданцев, придётся делать всё опять самому.
– Если не я, то кто? – вздохнул я, смотря в закрывшуюся за Кельшем дверь. – Лозунг ежанутых! Какой же я ежанутый! Чё опять я-то? Почему вечно все успели попрятаться, а я опять доброволец? Судьба-злодейка!
И я запел «Чёрный ворон». По настроению.
Утром явился потерянный Кельш, не похожий сам на себя.
– Николай Николаевич, как вы себя чувствуете? – вскочил я. Что ни говори, а устав стал въедаться в меня.
Кельш зло посмотрел на меня, сграбастал собственный мундир, забытый им на верхней полке, надел, сел на койку, взмахом руки приглашая сесть рядом.
– Мы проверили тебя сотню раз. От рождения до этого момента ты не остался без внимания ни на секунду. Чутьё моё и Кремня прямо кричало, что ты чужой, но подтвердить не могли.
– Кремень – это Степанов-старший?
– Он. Как так получилось?
– Не важно. Что теперь думаете делать со мной? Препарировать?
Кельш долго молчал, ероша короткие волосы на голове.
– Смысл? Ах, как Кремня не хватает!
– Так вызовите.
– Я не умею призывать мёртвых.
– Как? Когда?
– Два месяца назад. Погиб. Авианалёт.
– Как жаль-то! А что ж Санёк молчал?
– У него и спросишь. Что ж делать с тобой?
– Я готов работать! Только вот содержимым сейфа становиться не хочу.
– Я тебя понимаю. Ты знаешь, что-нибудь пока можно придумать. Пока никто, кроме меня, не знает. Надеюсь, ты бежать не собираешься?
– Нет. Нам дан реальный шанс помочь стране, используя послезнания.
– Что?
– Знания прошлого из будущего. Этим шансом надо воспользоваться. Я вижу, у вас не очень получается.
– Не совсем так. Я вчера слегка сгустил краски, надеюсь, ты понимаешь для чего.
Я усмехнулся. Развёл меня чекист. Сыграл не на моих слабостях, а на моих «сильностях» – на патриотизме.
– Понимаю. Только для чего? Результат же вас сильно удивил. На другой рассчитывали?
– Действовал по наитию. И ни на что не рассчитывал. Чувствовал, что есть, что в тебе раскрыть, чуял как.
– И как?
Кельш хмыкнул:
– Ты мне симпатичен. И как человек, и как товарищ, как соратник. Своими действиями ты подтвердил, что достоин доверия. Это была последняя проверка. Слабостей твоих не нашли, решил действовать на особенностях.
– Патриотизм?
– Обострённый. Даже болезненный. И общая эмоциональная невыдержанность.
– О-па! Что-то новенькое!
– Да, а ты как думал? Чекист из тебя не выйдет. Слишком прямолинеен. Хотя в качестве армейского командира цены тебе нет.
– Вот и отпустите меня на фронт. Польза будет.
– А здесь? Здесь разве не будет больше пользы?
– Где «здесь»? Там враг, его бить надо, а не разговоры разговаривать.
– Я руковожу отдельной, особой аналитической группой. Мы систематизируем всю информацию о технологиях будущего и ищем пути их наискорейшего применения.
– И как, получается? – ехидно поинтересовался я.
– Не заметно?
– Нет, – пожал я плечами.
– А радиостанция, с которой ты на днях в рейде бегал? Корпус старый, а начинка – другая. С довоенной ты бы и двух часов на связи не остался. А в метель – за пять километров – только ключом.
Я хмыкнул. Да! Великое достижение.
– Витя, критиковать может каждый. Помочь можешь?
– Не вопрос. Что надо делать?
– Я рад, Виктор, что не ошибся в тебе. Ну, для начала мне нужно понять, с чем я имею дело, вернее с кем. Расскажи о себе. О том, другом себе, которого я не знаю.
– А там я такой же. Родился на Урале, учился в маленьком райцентре, в том самом, где Степанов впряг меня в вашу систему. Там же закончил местный экономический факультет сельхозуниверситета. Работал экономистом, грузчиком, плавильщиком в литейном цехе того завода, где мне сделали «доспех», в этом же цехе был мастером, начальником производства, потом завод развалился, и я стал путейцем. Железную дорогу ремонтировал. Ах да, в армии не служил.
