– Лет через двадцать Василий Гаврилович будет ставить на средние танки шестиметровые 125-мм автоматические орудия. Как им не выступить за габариты?
– Молодой человек, это невозможно. Танк не выдержит, – возразил Грабин.
– Это сейчас. А когда будет изобретено нечто новаторское в подвеске? А если на танке 750-сильный дизель? А тысячасильный? А вес орудия снизится. Оно будет гладкоствольным.
– Какой в нём смысл?
– Стрельба оперёнными подкалиберными снарядами по хорошо защищённым целям. А гранатой и так нормально, без нарезов. Танк всё одно не гаубица, дальше, чем видит, не стреляет.
Грабин надолго задумался, выпал из обсуждения. Но в процессе дальнейших согласований завод стал поставлять нам переработанную орудийную систему, уже готовую к установке. Орудие ЗиС-3Ш (штурмовое) было оптимально заточено под наше САУ. Противооткатные устройства были забронированы кожухами, специально разработанный станок и щит вместе с орудием просто вгонялся в пазы и крепился болтами. При необходимости и наличии крана орудие заменялось очень быстро.
Орудие торчало вперёд машины, машину я настоял сделать минимальной высоты, но максимально просторной. Высота получилась даже меньше двух метров. Между моторным, трансмиссионным отделениями, отделением управления и боевым отделением пока перегородок не было. Бак с горючим тоже не отделён.
Боевое отделение я видел так – наводчик орудия позади механика-водителя, сидящего в носу машины, в отделении управления, соответственно слева от орудия. Командир машины и расчёта – справа от орудия, заряжающий – позади командира, а сзади – снарядный, он же пулемётчик. На этой машине будет зенитный ДШК. Боевое отделение будет открытым сверху и наполовину сзади. Хотя я думаю, что задний борт надо будет сделать складывающимся, чтобы разложенным он удлинял пол.
На рычагах – испытатель завода. За наводчика Астров, я за командира, Гинзбург за заряжающего, Громозека – пулемётчик.
Поехали! Машина пошла! Обратно мы возвращались пешком, оставив сломавшуюся машину дожидаться тягача, но в отличном настроении – машина ожила!
Посыпались как из рога изобилия производственно-снабженческие проблемы. Пока я мотался, их решая, пришёл приказ о создании на базе испытательного центра ГАЗ учебного центра № 7. И штат как у полноценного училища с одним курсом. Не понял я, директору завода – плевать. Объяснил по приезде Кельш:
– Кто будет воевать на твоих машинах?
– Их ещё на вооружение не приняли, – пожал я плечами.
Теперь удивился Кельш:
– Зачем заварил эту кашу, если в успехе не уверен?
Жестоко, но справедливо. И вселяет надежду. Только все организаторские заморочки с УЦ стали моей головной болью. Пришлось изыскивать время. От строительства машины, совершенствования технологий производства отрывать нельзя. Отменил личное время и утренние кроссы с Громозекой. На сон осталось четыре-пять часов.
Совсем зашился бы, выручил опять Кельш, прислав майора-инвалида, списанного вчистую – куда он с одним глазом, на протезе ступни и культей руки? Все организаторские вопросы по центру майор быстро перехватил у меня, чему я был только рад. Майор пахал как изголодавшийся, и у него получалось даже ловчее, чем у меня. Ещё бы – он до ранения погранучастком командовал.
Художник завода нашёл мне древнерусскую гравюру мифического единорога. Перепробовав несколько эскизов, выбрал один. Вырезали трафарет из листа алюминия и нанесли белой краской на борту изображение.
– Почему единорог? – спросил Кельш.
– Чисто наше, мифическое создание. Кроме того, у нас уже была в истории пушка-гаубица «Единорог». На ней, на казне, как раз этот единорог и был. Преемственность.
– Понятно. Я не против.
– Кроме того, мне больше нравится, когда всё имеет имя собственное. Ну, что это: Т-26, И-16, Ил-2, Т-34? А вот «Катюша» – другое дело. Янки, вон, молодцы. У них и номера есть, для заводов, а для народа и солдат – «Стюард», «Гранд», «Шерман», «Паттон», «Адская кошка», «Росомаха». У немцев – «Тигр», «Пантера», «Фердинанд», «Пума», «Леопард». Вещь с номером любить нельзя. А с именем – можно. А когда любишь своё оружие, то и побеждать легче.
– Эк ты завернул. А на вооружение как принимать будем?
– А как хотите. В историю войдёт как «Единорог». У той кутузовской пушки тоже индекс был, а все называли – «единорог».
Когда был собран третий «Единорог», прибыли курсанты и инструкторы в УЦ. И какова же была моя радость, когда среди них я увидел младших лейтенантов Кадета и Мельника! Кадет с пехотными петлицами, Мельник – танковыми. Обнялись, вечером обмыли встречу. Когда Кельш залетал, поблагодарил его от души.
Из отпуска по ранению пришел Казачок. Да не один, а с группой усатых казаков. Мы с ними побеседовали. Потом приехал Кельш, тоже беседовали с ним. Кельш уехал, казаки тоже, а Казачок включился в работу.
Платформа БМП встала на мелкосерийное производство установочной партии. Заказ – пятьдесят платформ. Людей сразу стало не хватать. Требовать людей – глупо. Хорошо, что хоть этих на фронт не забрали. Наступление на Юго-Западе и в Крыму требовало всё новых дивизий, тысяч и тысяч людей. С заводскими технологами засели за технологические карты, дробя техпроцессы на части для упрощения. Так я вводил конвейерный метод в производстве БМП.
Учебный год заканчивался, и мы, надев форму и награды, пошли по школам и училищам. Рассказывали о боях, о фронте, о враге, а потом спрашивали – не хотят ли ребята поучаствовать в производстве танков? Цеха заполнились маленькими сосредоточенными работниками. Они взяли на себя самую простую и нетяжёлую работу. Это потом они заменят отцов и братьев у сварочных автоматов (которые мы позже построим), у станков, печей. Очень широко стали привлекать к работе женщин. Вот такая вынужденная эмансипация.
Тут подошёл неизбежный момент. Конструкторы обратились ко мне как автору идеи, каким я вижу вооружение машин. Вопрос на самом деле серьёзный. Если спроектировать машину под установку одного оружия, а потом поменять образец – это перекраивать очень многие технологические цепочки. С «Единорогом» ещё более-менее понятно – лучше ЗиС-3Ш для подобной машины придумать сложно, а вот с остальными? ДШК оказался очень дефицитной машинкой, ДТ меня не устраивал мощностью, вернее маломощностью, сложностью конструкции и малой эффективностью боевого применения. Орудия 45 мм, на мой взгляд, вещь бесполезная. Уже в процессе обсуждения возник вопрос (у меня как пехотинца) о личном оружии расчётов и мотострелков. А что я мог им сказать? Те образцы оружейных систем, что просились в установочные гнёзда, ещё не созданы.
Обратился к Кельшу, обрисовав ему проблему.
– А какие системы ты бы хотел видеть на машинах? – спросил он меня, откладывая в железный ящик бумаги, с которыми работал, взял чистый лист и карандаш.
– Нужен пулемёт. Калибр 7,62 как основной в нашей армии. Но ДП и ДТ не годятся. «Максим» тем более. Вообще идеальным стал бы МГ-34 или МГ-42. Или пулемёт Калашникова. Хотя до него ещё лет семь. Подожди, в это время примерно должен быть объявлен конкурс на единый пулемёт, как МГ, но под наш патрон. Как же он назывался? А, СГ-43! Станковый Горюнова сорок третьего года. Кто такой Горюнов?
