– Здесь свободно? – спросил я и заметил, что мой голос дрожит. – Я прошу прощения за назойливость, но… я тоже из Драконгора.
За соседним столом друг против друга сидели два гнома и курили одну трубку, попеременно прикладываясь к ней. Их табак навязчиво пах лесными травами. Они не обращали на меня никакого внимания.
Овидос посмотрел на меня долгим взглядом, а потом сказал очень медленно и с холодком, присущим тем, кому постоянно докучают:
– Это может утверждать каждый, кто ходит здесь, маскируясь подобным образом.
– Я… э-э-э… путешествую инкогнито, – ответил я робко. Наклонившись к нему, я откинул капюшон настолько, чтобы мое лицо в этом помещении мог видеть только он и никто другой.
– Ха… Ху… Хильдегу… – пробормотал он совершенно обескураженно, но я умоляюще поднял руку, и он мгновенно замолчал.
– Я могу присесть? – спросил я.
– Конечно! Разумеется! Я прошу вас! – ответил Овидос. Он несколько раз вставал и опять садился. – Боже мой… какой сюрприз! – Он торопливо смахнул со стола несколько крошек табака.
Оба гнома по-идиотски захихикали, но это не имело отношения к нам. Они явно были заняты собой и шепотом разговаривали на своем гномьем языке, который не понимал никто, кроме них самих.
– К сожалению, я не могу снять этот обременительный капюшон, – извинился я, сев напротив Овидоса. – Я кажусь себе глуповатым Молчаливым друидом… но без этого предмета я не смог бы в этом городе спокойно и шагу сделать.
– Понимаю, – сказал он. – Тебя ведь здесь каждый знает! Твое изображение напечатано во всех твоих книгах. Многие антикварные и букинистические лавки украшают твоими портретами, написанными маслом. В городском парке стоит твоя статуя. На ней ты, правда, еще весь в зеленой чешуе. Ты сейчас как раз линяешь?
Как ни странно, но динозавру всегда становится несколько неловко, когда с ним заговаривают о его линьке, даже если это делает другой динозавр.
– Да, – ответил я коротко.
– Боже мой… – вздохнул Овидос. – Когда мы виделись в последний раз? Это было…
– На Кладбище забытых писателей! – сказал я откровенно и сразу пожалел об этом.
Но он только громко засмеялся.
– А-ха-ха! Точно! На проклятом кладбище! – Упоминание об этом, кажется, вовсе не было для него неприятным. – Ты даже описал это в своей книге, – сказал он.
– Ты ее читал? – спросил я.
– Конечно! Ты шутишь? Каждый в Книгороде читал ее. Что же тебя сюда привело? Последним, что я слышал, были слухи, что ты опять вернулся в Драконгор. Назад к своим корням и так далее.
Овидос общался со мной, как со старым близким другом, от чего я быстро расслабился. Я подумал, следует ли мне показывать ему письмо, то есть сразу раскрывать все карты. Он был динозавром, поэтому у меня не было никаких сомнений в его лояльности, но разве я не поклялся себе быть на сей раз значительно осторожнее? При первом приезде в Книгород я попал в затруднительное положение главным образом потому, что и друга, и врага с готовностью тыкал носом в рукопись, которая послужила поводом к моей поездке. На сей раз я хотел подходить к вещам не так вспыльчиво и наивно.
– Ну да, Драконгор… – сказал я. – Ты ведь знаешь, как это бывает. Если ищешь покоя и мира, мечтаешь о том, чтобы побольше поспать и полакомиться хорошей драконьей едой, тогда это лучшее место в Цамонии. Я отказался от суматохи и упорядочил свою жизнь – так я, во всяком случае, думал. Но однажды там, наверху, я почувствовал дыхание здорового воздуха. И когда я по двенадцать раз на дню встречался в переулке с тем или иным динозавром, мне хотелось смахнуть с головы идиотский колпак. Ты понимаешь, что я имею в виду? Ночами я чувствовал, как растут когти на моих ногах.
– Я знаю, – ухмыльнулся Овидос. – Драконгорское неистовство! «Окаменевший брахиозавр» все еще единственная гостиница в городе?
– Точно! И каждый проклятый вечер на горячее подают мини-сурков под глиняной шубой в соусе из эдельвейсов. Вот уже миллион лет. Там, наверху, я поправился на полцентнера. Там остановилась цивилизация, навсегда.
– Это напоминает те же причины, по которым и я в свое время сбежал из Драконгора, – сказал Овидос. – Однажды мне стало плохо от свежего воздуха. И я испытывал страх высоты всякий раз, когда смотрел через зубцы стены.
Я улыбнулся.
– Надеюсь, ты не обидишься, если я спрошу: почему ты тогда просто не вернулся в Драконгор, когда у тебя так плохо шли здесь дела? Я всегда задавал себе этот вопрос. И имею в виду, что это было бы все же лучше, чем Кладбище забытых писателей.
– Как сказать! – вздохнул он. – Юность упряма! Я был слишком горд. И слишком глуп. Я бы скорее умер, чем вернулся на эту скалу динозавров безуспешным, каким тогда был. Сегодня я смотрю на это иначе. Но тогда… я был совершенно другим динозавром! И моя дальнейшая жизнь сложилась бы по-другому, если бы я не основался на Кладбище забытых писателей. Наверняка более скучно. И, в конечном счете, не так… радостно.
Он чокнулся со мной своей чашкой.
– Сразу видно, что у тебя все в порядке, – ухмыльнулся я. – Что же произошло?
Овидос внимательно посмотрел на меня.
– Орм, – сказал он потом серьезно. – Это Орм.
Я невольно выпрямился, как собака, которой свистнули.
– Орм? – прошептал я.
– Гм… Да. Это произошло через некоторое время после нашей встречи. Если говорить честно, то наша короткая встреча оставила во мне довольно глубокий след.
– В самом деле?
– Разумеется. После этого я ушел в еще большую депрессию. – Овидос мрачно посмотрел на меня.
– О!.. – воскликнул я, чувствуя, как меня прошиб пот. Разговор принимал неприятный оборот.
– Выражение в твоих глазах тогда, Хильдегунст… я не забуду никогда. Никогда! Это был неприкрытый ужас. Чистый страх. В них отразился весь кошмар моего положения. Во взгляде моего собрата, ты понимаешь? Никогда я не чувствовал себя более униженным и более одиноким! – Мне показалось, что глаза Овидоса наполнились слезами печали. Или это был всего лишь дым?
Я глубже уселся на своем стуле. Что за круглый дурак! Теперь я расплачивался за свои старые грехи.
– И это кое-что значило! – прохрипел Овидос. – Можно ли опуститься ниже, если ты сидишь на самом дне могилы? Гм? Я перестал даже испытывать самые элементарные потребности. Я больше ничего не хотел. Я больше ничего не ел. Я пил только дождевую воду. Я больше не писал стихи для проклятых туристов, не собирал деньги, которые из сострадания бросали в могилу. Я хотел умереть.
Я тоже! Умереть и вместе со стулом опуститься в пол этой проклятой дымительной, в которую я лучше бы никогда не входил! Почему этот назойливый идиот вольпертингер не дал мне просто выкурить мою последнюю безобидную трубку? Почему люди постоянно так осложняют друг другу жизнь? И почему, собственно говоря, никогда не получают инфаркт, когда он действительно нужен?
