– Мэтт, – срывающимся голосом шепчу я, – это ты.
– Это я.
Солнечные лучи прорываются сквозь тучи. Я открываю глаза и вижу перед собой два живых сапфира. Мэтт молча гладит меня по волосам. Беру его лицо в холодные ладони. Внимательно изучаю синеватые круги под глазами, затянувшиеся порезы на щеках и шее.
Если бы у меня нашлись слова, чтобы выразить то, что я ощущаю, если бы я только могла никогда больше глаза не закрывать, чтобы всегда видеть его перед собой. Я вдруг моргаю, но он не исчезает. Вот он, прямо передо мной.
Солнце освещает наши лица. Мы устраиваемся прямо на крыльце и все смотрим друг на друга. Мэтт, как обычно, хмурится, а я сжимаю кулаки, думая о том, что теперь мои руки по локоть в крови, и я уже совсем другой человек. В отличие от Мэттью.
– Скажи что-нибудь, – просит Мэтт, но я молчу. – Скажи, что рада меня видеть.
– Не рада. – Я упираюсь лбом в его плечо и зажмуриваюсь, борясь с накатившими слезами.
Мэтт прижимает меня к себе, и я чувствую, как напрягается его тело, как вздымается грудь. Он сглатывает и шепчет едва слышно:
– Больше не поступай так.
– Как?
– Не пугай меня.
– Это ты напугал меня. – Отстраняюсь и смотрю на парня, устало поджав губы. – Я до сих пор слышу грохот, с которым ты упал на пол. Я вижу, как кровь… как она…
Отворачиваюсь, а Мэттью берет меня за подбородок и вновь поворачивает к себе.
– Я надеялся, что ты не вернешься.
– Значит, ты плохо меня знаешь.
– Нет, в том-то и дело. Надеялся, но понимал, что в этом нет смысла.
– Как ты так быстро поправился? – спрашиваю я. – Хэрри сказал…
– Ко мне приходила Норин, – парень поводит плечами, – видимо, ей везет больше, чем докторам. Ты не знала?
– Нет, она ничего мне не сказала.
Он кивает, а я прижимаюсь щекой к его щеке и забываю о том, как несколько ночей не спала, как приходила домой утром и сдирала до крови кожу, пытаясь смыть ужас и отчаяние. Я пыталась отыскать Меган фон Страттен, теряя в этих поисках саму себя, ведь думала, что ее смерть вернет Мэтта. А теперь он так близко.
– Надо обработать раны, – хриплю я, – верно? Они еще не зажили полностью.
– Потом.
– Нет, ты еще совсем бледный, Мэтт. Под глазами огромные синяки.
– Я в порядке.
– На кухне есть отвар, – я собираюсь встать, но парень тянет меня к себе.
– Просто посиди со мной, – просит он, сверкнув сапфировыми глазами.
– Тебе может стать хуже.
– Не станет.
– Почему ты так уверен?
– Потому что я наконец понял, где должен находиться, где мне хорошо. Пусть ты и невыносимая заноза, Ари. Я уже привык. – Он устало улыбается. – Слушай, в больнице меня постоянно навещали, родители не отходили от постели, Джил приносила еду, Хэрри спал в приемном отделении. Все были рядом, но мне не хватало тебя.
– Да что ты говоришь, у тебя ведь был жар.
– И озноб.
– Вот видишь.
– Не имеет значения. Я здесь потому, что, как бы сильно ты меня ни раздражала, мне хочется быть рядом с тобой.
– Ты хоть знаешь, как глупо это звучит?
– Знаю. – Мэтт проходится пальцами по моим щекам, глядит на меня так пристально и пронизывающе, что живого места на мне не остается. Он приближается, а я сглатываю и вижу, как в глазах у него проносится нечто удивительное: яркое и теплое, его взгляд будто связывает меня. Он прикасается губами к моим губам, а я зажмуриваюсь, тепло катится по моим рукам, венам, и я наконец расслабляю плечи, отпустив тревогу.
Возможно, я смогу вновь стать прежней, нужно лишь постараться.
Однако затем я вспоминаю горящих ведьм, их перекошенные лица. И то, как я стояла и смотрела на их мучения.
Я отстраняюсь и застываю с закрытыми глазами.
– Что с тобой? – тихо спрашивает Мэтт. – Что произошло, пока меня не было? Что ты натворила, Ари?
– Я только хотела, чтобы ты вернулся, – шепчу я сквозь слезы.
Мэтт не отвечает, прикрывает глаза и вновь обнимает меня. Я цепляюсь за его плечи, я чувствую себя такой разбитой и потерянной, и я так хочу, чтобы он сказал, что он никогда меня не отпустит. Но он не говорит. Он хранит молчание, и тогда я зажмуриваюсь еще крепче.
Мы поднимаемся через пять минут, а может, через десять. Я не слежу за временем, я устала за ним следить. Мне вдруг хочется просто находиться здесь и сейчас. Это полезное желание. В нем больше пользы, чем в любых других стремлениях. Я устало оглядываюсь и внезапно замечаю на другой стороне дороги Мойру Парки – Судьбу. На меня накатывает странное волнение, будто бы Мойра принесла дурные вести. Мимо проезжает машина, и когда она скрывается за углом, оказывается, что на противоположной стороне дороги уже никого нет.
Почудилось? Скорее всего. Не помню, когда я в последний раз нормально ела или спала. Я вполне могла нафантазировать глупости.
Мэттью забирает у меня ключи, открывает дверь и плетется на кухню. Заметно, что ему трудно двигаться. Наверняка у него под кофтой бинты.
– Присаживайся, – предлагаю я, – а я приготовлю что-нибудь.
– Я помогу.
– Не выдумывай. Тебе вообще нельзя с постели подниматься.
– Ари, я в порядке.
– Не в порядке, – открываю холодильник и скептически осматриваю содержимое: я должна выдумать грандиозное блюдо за считаные минуты. Мне неожиданно хочется сделать Мэтту приятное.
– Слушай, у нас с тобой одинаковый диагноз, просто тебя вылечили немного раньше.
– В том и дело. Намного раньше, и я успела отдохнуть.
– Отдохнуть, – ворчит Мэтт, закатывая глаза, – теперь это так называется.
– Что ты имеешь в виду? – Я захлопываю холодильник, стараясь не выронить ничего из рук, и недоуменно хмурю брови.
– Хэрри говорил, что ты почти не бываешь дома.
– Хэрри много говорит.
– Но он никогда не врет.
– Ох, уж эта его политика искренности… – я покачиваю головой. Мэтт подходит ко мне и закатывает рукава толстовки. Какой же он все-таки упрямый.
– Что? – Он замечает мой недовольный взгляд и пожимает плечами. – Я хочу помочь.
– Надо тебе отвыкать от этого.
– От чего?
– От «хотения помочь».
– О, только не начинай. Поссоримся попозже, договорились? Я еще не опомнился после больницы. Итак, – Мэтт прихлопывает в ладоши, – что готовим?
Я впервые за долгое время искренне улыбаюсь, и мы принимаемся экспериментировать. К сожалению, повар я ужасный, и я даже не удосужилась поучиться у Норин. У нее-то все отлично получается, а я так и не поняла, что же главное в готовке: опираться на рецепт или добавлять щепоточку экзотики от себя. Мэтт тоже с трудом отличает комбайн от соковыжималки. К сожалению, даже имея книгу рецептов перед глазами, мы в итоге пересаливаем мясо и передерживаем рис. Наша экзотическая пища пахнет странно, и меня вдруг посещает видение, что если мы попробуем хотя бы кусочек, то больше никогда не проснемся. Я скептически хмурю лоб, а Мэтт расстегивает верхние пуговицы толстовки.
