– Э-э… Дев. – Прозвище скрипело на зубах, но она себя заставила.
– Про деньги не парься, банкет за мой счет, – перебил он. – Считай это рождественской распродажей.
– Нет, я вообще не об этом…
Арсеника замялась и подбирала слова все то время, пока выезжали с территории торгового центра. Опомнилась только, когда машина притормозила возле автобусной остановки. Везти ее до дома никто не собирался. Она договорила, пока нарочно долго возилась с ремнем безопасности:
– Я бы хотела, чтобы до того, как… в общем, чтобы он тоже испугался. И чтобы понял, за что его.
– Следи за новостями. – Последним, что она увидела, были его руки в вязаных митенках. – До связи.
– До связи, – эхом отозвалась Арсеника, когда голубой «Спортейдж» уже сорвался с места, обдав тротуар веером грязных брызг.
Она была уверена, что новой встречи не будет.
Игни
– Тысячу раз просила – не таскайся ты сюда!
Пустые бутылки раскатились с характерным стуком. Внутри черепной коробки гудел тот же долбаный боулинг.
– Чужая квартира, – бубнила старуха, что-то куда-то переливая. Игни приоткрыл глаза. А, цветы… – Вдруг хозяйка? Или ее дочка за вещами?
– Тогда я прямо здесь сверну ей шею. – Голос прозвучал глухо, как из забитого гроба.
– Хорош, нечего сказать. Ты теперь живой, не забывай об этом. Вот и будь добр, веди себя как живой.
Да не придут они. На обеих его присутствие неподалеку действует, словно дихлофос на тараканов. А здесь каждый сантиметр стен еще Нику помнит. Здесь ее книги остались. Несколько платьев в шкафу. Одноглазый плюшевый заяц – тоже ее, наверное. Вот и сам он никак не забудет…
Здесь легче.
– Накурил, надымил… – Ну все, прорвало, обратно теперь не заткнешь. – Домой иди. Иди, говорю. Не дай Бог узнают – всем достанется. И мне – за то, что не уследила.
Встал. Мотает. Спиртное еще не выветрилось.
Игни взял с подоконника банку с остатками воды для полива. Сделал глоток. Вода сразу же запросилась обратно.
– Князев-то как?
– М-м.
В подъезде тащило мертвечиной. Крыса, что ли, сдохла?
Холодная кислятина плескалась возле самого горла.
– Не надо тебе столько пить, – укорял старушечий голос. Игни более-менее ровно дошел до соседской двери. Дальше понял, что прощание с содержимым желудка опять неизбежно. – Совсем ведь непривычный…
Только жалости ему и не хватало.
Рванул в уборную. Ржавые потеки под ободком унитаза он видел чаще всего остального. Каждое утро, а иногда и вечер.
Непривычный. Привыкнет…
Вышел, поплескал в лицо ледяной водой. Не стал вытираться. Дотащился до кухни. Голимая вонь преследовала, словно та дохлая крыса лежала у него в кармане.
– Ешь давай. – Бутерброд и стакан чая. Хоть сразу обратно в сортир. – Нечего рожу кривить. Ешь, а то помрешь! И ради чего тогда твоя Ника пострадала?
Заставил себя проглотить кусок. Вроде бы прижился. Еще бы эта нон-стопом не фонила. Но «эта», как назло, распалялась все сильнее.
– Видела бы она тебя сейчас… – нудела бабка и пестрела у плиты на самой периферии зрения. – Совсем на человека не похож. Люди, знаешь ли, зубы чистят. Моются. Переодеваются. Это – жизнь! А ты как был покойником, так и остался. Мертвым даже краше.
– Ладно, все, хорош… – Сам знал, чего зря-то гонять?
– Ишь, еще и затыкает! – Похоже, авторитетом здесь ему не бывать. – Антон, спрашиваю, как? Освоился?
– Нет. – Чай оказался слишком крепким и приторным. Именно таким, как Игни ненавидел. – Он все еще не может убивать.
– Поговори с ним! У тебя же опыт. Ты справился. Найди слова, объясни, что если он не будет, то вы рано или поздно…
«Сдохнете». Не так уж плохо с учетом того, что оба именно к этому и стремятся.
Дневная душа спивается, ночная просто бездействует. Потому что есть люди, которые на необитаемом острове над трупом почившего товарища будут горевать до собственной кончины, вместо того чтобы отпилить ему руку или ногу, сожрать и продлить таким образом свою незавидную житуху. Гуманисты принципиальные. Вот Игни отпилил бы, а Князев страдает. Шутка в том, что самого при этом гнет, как героинового наркомана в ломке. Игни помнил это по себе, а теперь каждую ночь видел со стороны.
Князев бледнел, страдал, корчился, но не поддавался.
Да еще с ума сходил по своей мертвой красноволосой подружке. Игни видел это тоже, хоть и не жаждал подглядывать.
Сам недалеко ушел.
Отодвинув пустую тарелку, он собрался было по привычке свалить из дома, но Наставник и тут заартачилась. Проворно сдернула с вешалки его куртку и застыла у входной двери последним несгибаемым кордоном.
Ну не бороться же с ней, в самом деле…
– Не пущу, – ехидно заявила бабка, разве что язык не показала. – Топай в душ, переодевайся – все чистое-глаженое в шкафу – и за хлебом. А ты как думал? Само оно, что ли, в холодильник прыгнет?
Послушался, куда деваться. Поплелся в ванную, стянул с себя спортивную куртку и треники, комом швырнул на пол, избегая смотреть в зеркало.
Вода из душа сочилась жалкими струйками. Рыжеватая вонючая дрянь.
Игни подставил спину чуть теплой жидкости. Казалось, что кто-то водит по телу руками.
Сомнительное удовольствие, но мир вокруг стал слегка красочней.
Нужно где-то раздобыть денег. Герой, нечего сказать. Живет даром, еще и жрет на бабкину пенсию.
Он обернул полотенце вокруг бедер и вышел, распространяя вокруг себя запах хозяйственного мыла. Хотя бы не дохлых крыс.
Побриться бы еще. А вообще пофигу.
Обещанное «чистое-глаженое» обнаружилось на верхней полке. Ветхая клетчатая рубаха, бывший владелец которой с огромной долей вероятности давным-давно покоился в земле, и собственные джинсы Игни. Остальные вещи он посеял вместе с князевскими после того, как тот упал с моста. Сначала было пока не до того, потом стало уже.
Из всего, что ему принадлежало, остался только он сам.
– Ну, совсем ведь другое дело, – отчего-то недовольным тоном проговорила Наставник, когда он снова нарисовался на пороге кухни. Порывшись в кармане передника, бабка извлекла оттуда несколько мятых сотенных купюр и сунула их Игни. Именно это было для него самым сложным. Протянуть руку в ответ. – Список на столе. – Она кивнула на тетрадный листок, перечень покупок в несколько строчек крупных стариковских каракуль. – И чтоб никакого мне пива. Я посчитала. Не получится.
– Сигареты закончились.
– Я тебе только вчера пачку купила. Жрешь ты их, что ли?
