Трое корешей опять пересеклись с ментами, такая уж судьба им выпала — не разминуться. Отличился Астролог, приметивший в небе вертолет и предложивший понаблюдать немного.
— Чего за ним наблюдать? — недовольно осведомился Рамзес. — Вертушек не видал никогда? А я, брат, навидался — во! — Он провел ладонью по горлу. — Лежишь в «зеленке», таишься и думаешь: «Засечет — не засечет? Долбанет — не долбанет?»
На самом деле в армии Рамзес защищал родину с ножом в руках, то есть в хлеборезке, однако, однажды начав фантазировать, уже не мог остановиться и настолько свыкся с этими историями, что сам им верил.
— Этот вертолет не долбанет, — авторитетно заявил Балабол. — На него ракеты не навешаны. И пулемета нет. Армейский как покажут в новостях, так аж дух захватывает. Ну и силища!
— Вертолет ментовский, скорее всего, — сказал Астролог, щурясь и глядя в небо из-под козырька ладони. — Грузовик ищет. Все кружил над лесом, а теперь завис на одном месте. Обнаружил что-то?
Трое бандитов стояли на обочине, где притормозили, чтобы опорожнить мочевые пузыри, не потрудившись углубиться в кусты. Нельзя сказать, что их мало волновало мнение проезжающих. Оно их вообще не волновало.
— А ведь верно, — согласился Рамзес, хотя обычно предпочитал спорить. — На снижение пошел… Опять повис…
— Присматривается, — пробормотал Балабол.
— Надо туда ехать! — азартно выкрикнул Астролог.
— По коням! — скомандовал Рамзес, решительно и сурово, как, наверное, делали это его предки в лихую военную годину.
На этом везение парней вполне могло закончиться, потому что они понятия не имели, как попасть в лес и как через него пробираться. Но когда они медленно ехали по шоссе, вглядываясь в зеленый массив, расчерченный рыжими стволами, то заметили машину, свернувшую с асфальта на проселок и оставившую за собой пыльный шлейф.
— За ней давай! — заволновался Астролог, толкая Рамзеса в плечо. — Ее с воздуха ведут, отвечаю.
— Только близко не подбирайся, — предупредил Балабол.
— Без тебя не догадался бы! — огрызнулся Рамзес, который любил указания лишь в тех случаях, когда давал их сам.
Балабол был прекрасно осведомлен об этом, поэтому промолчал, сосредоточившись на преследовании.
Хищники взяли след. Их и без того куцые мысли сделались совсем короткими, зато однозначными.
3
В лесу было сумрачно и тихо. Ни голоса людей, ни звон комаров, ни треск потревоженных сорок не могли нарушить эту извечную тишину.
Чтобы не шуметь, Рамзес, Балабол и Астролог старались поменьше двигаться и общались преимущественно жестами и знаками. Еще до наступления сумерек они заняли наблюдательный пост возле прогалины и все не знали, как им быть.
Менты, приехавшие к сгоревшему фургону, явно не собирались оттуда убираться. Какое-то время они суетились вокруг грузовика, орудуя палками, потом звонили куда-то, потом сошлись на середине поляны, обсуждая дальнейшие планы. Сообразив, что они никуда не денутся, Рамзес оставил парней караулить, а сам подался глубже в лес, где обменялся сообщениями с «папой». Бэтмен уже был поставлен в известность, что менты нашли грузовик. Теперь Рамзес сообщил, что содержимое фургона сгорело.
«Нам уходить?» — написал он в завершении.
«Я тебе уйду!» — ответил Бэтмен после небольшой паузы.
«Продолжать наблюдение?»
«Мочить. Всех».
Закончив безмолвные переговоры, Рамзес посидел немного на холодном мшистом бугорке, справляясь с мелкой дрожью, охватившей пальцы. Это был не страх и не приятное возбуждение, а что-то среднее. Очень скоро он достанет пистолет и начнет палить в живых людей, которые после этого перестанут быть живыми. Как тут не поволноваться немного?
Убрав телефон, Рамзес двинулся обратно. Ему не нужно было растолковывать, почему принято решение валить ментов. Было совершенно очевидно, что засаду на дороге устроили именно они, а не какие-нибудь залетные уркаганы или местные братки. А теперь менты ждали в лесу законных владельцев партии, чтобы избавиться от них. Неужели они были настолько тупы, что надеялись замести следы? Не понимали, что за такие бабки их из-под земли достанут?
Впрочем, команде Рамзеса предстояло проделать как раз противоположное: закопать ментов в землю. «И никто не узнает, где могилка моя…» — пропело в его голове. Он понятия не имел, что это была за песня и почему она вдруг прозвучала. Он никогда ее не слышал. Не в этой жизни. Выходит, все же существует это самое переселение душ.
С одной стороны, Рамзесу было приятно воображать, что он не умрет, а пролетит по черному туннелю к свету, пообщается немного с покойными родичами, а потом отправится обратно на грешную землю. С другой стороны, было непонятно, что он станет делать в той новой, другой жизни. Наверное, опять к братве подастся. Не барыгой же быть, не лохом-терпилой.
Ориентируясь по свету фар на поляне, Рамзес пробрался сквозь темный лес и присоединился к верным товарищам. Трое полицейских как раз обсуждали меню ужина, точнее, качество и количество горячительных напитков. Рамзес наклонился сперва к Астрологу, потом к Балаболу и поочередно шепнул на ухо каждому:
— Валим их. Всех.
Не задавая лишних вопросов, напарники полезли за стволами. Скрываясь в темноте, они имели все преимущества перед противниками, собравшимися в круге света. Три черных силуэта на расстоянии в двадцать метров представляли собой прекрасные мишени.
— По моему выстрелу, — прошептал Рамзес, вытягивая руку со стволом, направленным в сторону полицейских.
4
Сырцов взялся за ручку автомобильной дверцы, когда услышал громкий треск, как будто где-то рядом сломали толстую ветку или даже целое дерево. До этого дня он никогда не бывал в перестрелках. Служба в полиции вообще не предусматривала того количества подвигов, которые совершаются в телесериалах, посвященных стражам закона. Трупов Сырцов насмотрелся предостаточно, это да. Но вот как живые люди превращаются в покойников, он никогда не видел.
До сегодняшней ночи.
Когда в лесу затрещало, капитан Авдотьев что-то закричал и полез под пиджак. Сырцов не сразу сообразил, что ему там понадобилось. Он тупо стоял на месте, слушал резкие хлопки, смотрел на огненные вспышки и все никак не мог осознать, что в них стреляют. Зачем? Кто? Ведь это они ловят бандитов, а не наоборот! Что же тогда происходит?
Удар в плечо вывел Сырцова из ступора. Его развернуло боком к стреляющим и опрокинуло на землю, как если бы кто-то пожелал спасти его от ливня литых пуль, летящих из кустов.
— Занять оборону! — вопил Авдотьев, пытаясь отползти за машину, что было весьма затруднительно при тех ранениях, которые он получил.
Одна пуля перебила ему локоть, две другие засели в бедре и голени. Стрелять капитан мог, но не прицельно, а куда попало, для острастки и самоуспокоения. Авдотьев понимал, что сдаваться без боя нельзя. Это было равносильно смерти. Нет, гораздо хуже, потому что пленным, прежде чем умереть, придется выдержать жесточайший допрос с применением пыток. Авдотьев боялся не столько смерти, сколько боли. О первой ему не было известно практически ничего, тогда как с болью он был знаком гораздо лучше и ближе, чем того хотелось бы. Она и сейчас пронизывала его тело, отзываясь шокирующими разрядами в мозгу. Думать в таких условиях не получалось. Капитан Авдотьев действовал рефлекторно: вздрагивал, когда в него попадала новая пуля, и жал на спусковой крючок. Таким был для него этот бой.
