Она с самого начала облюбовала этот погреб с пустыми полками и проросшей картошкой в дощатом отсеке. Там было холодно, темно и тихо, как в подземелье. Лучше места для камеры заключения не найти.
Неделин смерил ее долгим, оценивающим взглядом, окончательно убеждаясь в том, что коварная любовница шутить не намерена. Потом подчинился. Было забавно наблюдать, как он постепенно исчезает из виду: до пояса… до груди… по шею… Вот он задержался, чтобы еще раз посмотреть на Филимонову.
Она кивнула и махнула рукой, что означало: «Давай-давай, ты правильно меня понял, делай, что сказано».
Голова пропала. Филимонова почувствовала прилив опьяняющего торжества, которое, случается, охватывает людей, когда им все удается. Ощущение куража заставило ее усмехнуться. Легонько пнув Антона в поясницу, она сказала:
— Закрой люк, мальчик.
— Я тебе не мальчик, — буркнул он.
— Хорошо, хорошо. Закрой люк, мужчина.
Антон не тронулся с места. Похоже, Филимонова перегнула палку. Не стоило задевать парня лишний раз. Он и без того страдал и от своей унизительной позы, и от не менее унизительной роли. В таких ситуациях мужчины способны на непредсказуемые выходки. Даже трýсы и добряки превращаются в диких зверей.
— Не упрямься, Антон, — сказала Филимонова, на всякий случай отступая подальше. — У тебя нет вариантов. Не из чего выбирать. Ты ведь не собираешься умереть прямо здесь, сейчас? Нет? Тогда закрывай люк. С твоим отцом ничего не случится. Посидит немного в одиночестве, подумает. Потом мы его выпустим. Ты выпустишь. Мне ваша компания надоела. Очень скоро я оставлю вас в покое.
Увещевающая тирада возымела свое действие. Поколебавшись еще несколько секунд, Антон добрался до погреба и захлопнул крышку. Потом по приказу Филимоновой опрокинул на люк шкаф, полный всякой рухляди. Сверху взгромоздил такой же тяжеленный сундук, наверное, доставшийся владельцу еще с царских времен.
— Все? — спросил Антон, завершив работу.
Его лицо было злым и раскрасневшимся. Тем не менее он не представлял собой опасности, решила Филимонова. Если бы на месте Антона оказался его отец, он не повел бы себя так безропотно. Пожалуй, смел бы со стола свечу и, воспользовавшись темнотой, швырнул в противника табуретом или чем-нибудь другим. Потом обезоружил бы ее и… далее по обстоятельствам.
В любом случае, Егор Неделин что-нибудь предпринял бы. Не то что его отпрыск. Яблоко падает недалеко от яблони, однако потом может откатиться черт знает куда, где его гниль одолеет или черви подточат. Это был именно тот случай. Стáтью и наружностью Антон Неделин превзошел своего отца, но во всем остальном уступал ему. Филимонова была уверена, что до схватки дело не дойдет.
И все же береженого Бог бережет, не так ли? А если нет, то лучше береженому самому позаботиться о себе.
2
Филимонова отступила к двери, чтобы сохранить между собой и парнем как можно большее расстояние. Загроможденная комната сделалась тесноватой и душной. Пламя свечи трепетало и клонилось набок, норовя погаснуть. По стенам метались тени, такие огромные, словно отбрасывали их не обычные люди, а великаны.
— Захвати полотенце и фартук, который висит на двери, — сказала Филимонова. — Потом иди ко мне. Медленно. Хотя постой… Я подумала, может быть, ранить тебя в руку или ногу? Чтобы ты окончательно понял, что я не шучу.
— Это лишнее, — глухо произнес Антон. — Я тебя прекрасно понял.
— Тогда вперед, — сказала Филимонова, начиная пятиться.
К счастью, дверь не закрывалась сама. Это позволило Филимоновой выйти из дома, не выпуская пленника из виду и продолжая держать его на мушке. Спускаясь с крыльца, она тщательно нащупывала ногами ступеньки, чтобы не сверзиться в самый неподходящий момент. В свободной руке она держала прихваченную ветровку: ночной воздух был прохладным. Кожа Филимоновой покрылась мурашками, соски затвердели, по телу прокатилась волна озноба.
— На землю, — сказала она. — Лицом вниз. Руки за спину.
Антон неохотно подчинился.
— Холодно, — пожаловался он, не поднимая головы.
— Терпи, казак, атаманом будешь, — подбодрила его Филимонова, а сама подумала: «Нет, не будешь, не та порода».
Стоя в четырех шагах от пленника, она порвала полотенце и фартук на полосы, которые крепко-накрепко связала между собой. Оставалось надеяться, что импровизированная веревка окажется достаточно прочной.
— Не надо меня связывать, — подал голос Антон. — Я не убегу. Не брошу отца.
— Похвально, — сказала Филимонова, не поверив этому утверждению ни на грош.
Еще несколько минут назад Антон именно это и собирался сделать. Заполучив ключи от машины, он бы не вернулся. Такова уж была его натура. Филимонова видела его насквозь.
— Что ты от меня хочешь? — спросил Антон, явно решивший заговаривать ей зубы в ожидании момента, когда она потеряет бдительность.
— Не любви, не надейся, — сказала Филимонова.
— Жаль. Ты мне нравишься.
— Даже после того, как я тебе врезала? Ты не мазохист, случаем?
— А ты садистка? — поддел ее Антон в свою очередь.
— О моих сексуальных пристрастиях поговорим как-нибудь в другой раз, — сказала Филимонова, резко сменив тон с почти дружелюбного на властный.
Теперь ей предстояло совершить самое трудное и неприятное. Она не отваживалась связать этого здоровяка, пока он находился в сознании. Одной рукой как следует узлы не затянешь, а откладывать оружие слишком рискованно.
Осмотрев двор, Филимонова увидела в темноте кособокую кучу дров, сходила туда, взяла подходящее полено и вернулась.
— Зачем тебе эта палка? — насторожился следивший за ней Антон.
Его скошенный глаз походил на блестящее бельмо.
— Я собираюсь тебя связать, — пояснила Филимонова, приближаясь сбоку, чтобы пленник не достал ее ногами. — Просуну полено под локти для надежности. Для этого мне придется сесть тебе на спину. Не вздумай напасть на меня. Пистолет будет лежать рядом. Я схвачу его раньше, чем ты успеешь что-нибудь сделать.
— Успокойся, — буркнул Антон. — Никто ни на кого нападать не собирается.
— Тогда мордой в землю! Живо!
Теперь Филимонова действовала быстро и напористо, не давая пленнику опомниться. Он решил, что у него появился шанс, но не спешил его использовать, чтобы не допустить промаха. В этом-то и заключалась его ошибка.
Вместо того чтобы вязать пленнику руки, Филимонова изо всех сил огрела его поленом по затылку. Еще и еще. Всхлипнув, он дернулся и обмяк. Ей показалось, что она ощущает запах мочи.
Зажимая рот ладонью, Филимонова метнулась к забору, где ее вывернуло наизнанку. Не менее двух минут она извергала на землю содержимое желудка и плевалась жгучей, вязкой слюной, пока не полегчало. После этого следовало бы еще раз оглушить Антона для верности, но у нее не поднялась рука.
