Свое первое умышленное убийство она совершила именно таким образом: ударом палки по голове.
Было ей тогда годков тринадцать или четырнадцать. Она с родителями отдыхала на море. Сияло солнце, было много синевы, зелени и радостных ожиданий. Рая Филимонова нравилась многим мальчикам, и они ей тоже нравились. Она много плавала, много смеялась и бегала по вечерам на танцплощадку, где с волнением ловила на себе восхищенные мужские взгляды.
Но в памяти сохранилось не только это. Вернее, не столько эти счастливые впечатления, сколько драма, приключившаяся однажды с юной Филимоновой. Как-то после обеда она отправилась в огромный парк, граничивший с их домом отдыха. Там можно было целыми днями любоваться цветами, экзотическими растениями и золотыми рыбками в прудах, но Рая Филимонова искала в парке совсем других впечатлений. Там было достаточно безлюдно, чтобы к ней наконец отважился приблизиться сказочно красивый и невероятно застенчивый мальчик из Риги. Филимонова видела его несколько раз в парке днем и надеялась, что он достаточно осмелеет и подойдет знакомиться.
Усевшись на уединенную скамью среди причудливо постриженных кустов, она стала ждать, стреляя глазами по сторонам. Через некоторое время ее внимание привлекли странные звуки. Как будто ветер трепал страницы развернутой газеты где-то поблизости. Но ветра не было, воздух застыл — неподвижный, разогретый, густой, насыщенный ароматом кипарисов.
Повертев головой, Филимонова определила, откуда доносится шорох, наклонилась и заглянула под скамейку. Там, в густой тени, сверкнули круглые золотые глазищи кота. Сперва девочка не поняла, чем он занимается. Терзает скомканную бумагу? Или это белая тряпка? Но почему она дергается и трепыхается под кошачьими лапами?
Приглядевшись, Филимонова поняла, что происходит у ее ног, и ужаснулась. Оказалось, что кот поймал голубя, придушил и теперь ожидал, пока его оставят в покое, чтобы сожрать жертву. Непрошеная зрительница ему мешала. Он недвусмысленно дал это понять, издав угрожающий гнусавый стон, похожий на скрип медленно открываемой двери.
Ржавой двери в преисподнюю.
— Брысь! — взвизгнула Филимонова, топая ногами. — Пошел вон! Убирайся! Брысь, брысь!
Кот подчинился не раньше, чем она отломила от дерева сухую ветку и принялась тыкать ею под скамейку. Издав зловещее шипение, он с шорохом нырнул в заросли. А голубь остался. Он не мог улететь или убежать на своих тоненьких, скрюченных лапках. Его голова была свернута таким образом, что он смотрел себе за спину, бессмысленно мигая глазами-бусинами. Одно его крыло лежало совершенно неподвижно, тогда как второе периодически ударяло по пыльному асфальту.
Голубь был еще жив. И это было самое ужасное. Рая Филимонова думала, что спасает его, а на самом деле обрекла на ужасные мучения. Птице предстояло умирать долго и страшно.
Почувствовав взгляд, Филимонова вскинула голову и увидела проклятого кота, сидящего на дорожке метрах в десяти от нее. Он облизывался, безуспешно пытаясь дотянуться языком до белого перышка, прилипшего к носу. Смахнуть его лапой коту в голову не приходило. Он был поглощен созерцанием девочки. Скоро ли она уберется отсюда и даст ему наконец полакомиться законной добычей?
Филимонова перевела взгляд на несчастную птицу. Спасти ее не представлялось возможным. Но она все еще была жива, оставаясь живым укором для Филимоновой. Зачем спасать, если не можешь спасти? Зачем вмешиваться в процессы, изменить которые тебе не под силу? Не лучше ли было оставить все как есть?
Филимонова посидела на корточках возле голубя, но взять его в руки не решилась. Даже прикоснуться не смогла. Механические подергивания издыхающего существа вызывали не столько сострадание, сколько отвращение. Хотелось, чтобы эта агония поскорее прекратилась.
Девочка опять посмотрела на кота. Он подобрался поближе и сел, тараща наглые глаза. Понимал, что голубь все же достанется ему.
— Нет, — сказала Филимонова.
Пересиливая себя, она подняла птицу и пристроила ее на развилке дерева. Секунд пять голубь оставался там, но потом рефлекторные сокращения мышц заставили его соскользнуть вниз. Шлепок, прозвучавший при падении в траву, заставил Филимонову передернуться. Она взяла палку за тонкий конец, на манер дубинки. Отломила лишние веточки, примерилась и несколько раз ударила голубя по крошечной мягкой головке.
Очень скоро все было кончено. Взять мертвого голубя оказалось значительно проще, чем умирающего. Филимонова унесла его подальше и выбросила в мусорный бак. Там ему предстояло быть сожранным крысами или другими котами, но ей было все равно. Она выполнила свою миссию. Установила справедливость. Избавила жертву от лишних мучений и по мере возможности наказала убийцу.
А через несколько лет пошла учиться на офицера полиции, где ей предстояло заниматься примерно тем же.
3
Очнувшись, Антон сразу пожалел об этом. Голова представляла собой огромный сгусток боли — она раскалывала череп по швам, ввинчивалась в виски, вгрызалась в лобную кость, норовила выдавить глаза из глазниц. Жалобно мыча, он попробовал схватиться за свою многострадальную голову и не сумел. Руки не послушались.
Волна леденящего ужаса обдала Антона изнутри. Неужели его парализовало? Кровоизлияние в мозг? Конец?
Голова была мокрой, с нее текло. Что, как не кровь? Антона убили? Кто? Ах да, эта сука, представившаяся майором полиции. Как ее зовут? Рита? Лариса? И фамилия какая-то дурацкая… Филинова? Федорова? Филиппова?
Ее голос донесся до его затуманенного сознания:
— Очухался, голубок? Тогда вставай. Пора.
«С каких это пор я стал голубком?» — подумал Антон, дергаясь и извиваясь всем телом. Руки у него были связаны за спиной. Он лежал лицом в луже, наполненной, судя по вкусу, не кровью, а обычной водой. Ему было холодно.
Напрягшись, он перевернулся на спину. Женская фигура в светлой куртке отчетливо выделялась на фоне ночного неба. Где-то в стороне серебрилась луна, задернутая мглистой вуалью. Антон посмотрел на нее, потом на свою мучительницу. Он вспомнил, как ее зовут. Раиса Филимонова.
Отбросив ведро, она мотнула головой со скошенной челкой, свисающей на один глаз:
— Пошли.
— Куда? — тупо спросил Антон.
Головная боль прошла, но он не собирался показывать этого. Лично ему спешить было некуда. Его пальцы, придавленные поясницей, шарили по земле, пытаясь ухватить какой-то тонкий, кривой предмет. Холодный — значит, из железа. Ага, острый с одного конца. Согнутый гвоздь. Длинный. Если удачно взять его в руку, можно дотянуться острием до пут на запястьях. Они тряпичные, так что должны рваться. Только бы времени хватило.
— В лес, — ответила Филимонова, склонившись над ним.
Неужели заметила?!
Она запустила руку в один карман его штанов, потом в другой. Достала оттуда мобильник, брезгливо вытерла об ветровку, включила.
