Моим коллегам кажется, пришли в голову похожие мысли – во всяком случае, я не знаю, из-за чего у них могут быть такие хмурые физиономии. Хотя, вероятно, им была неприятна необходимость провести часть жизни, хоть и небольшую, в изоляторе – по-настоящему непривлекательном приземистом сером здании с грубыми решетками на давно немытых окнах, сквозь которые виднелись серые, некрашеные занавески.
В миграционной службе нас встретили неприветливо. Что и не удивительно – кому понравится внеплановая ревизия? Особенно если учесть, что проверяющие – парни с неясными полномочиями, показавшие какую-то нестандартную бумагу из имперской канцелярии, пускай и со всеми положенными печатями, да еще не имеющие никаких должностей. Полагаю, до сих пор тут такого не случалось. И вообще – работники выглядели вовсе не так браво, как тогда, когда мне приходилось, как иммигранту, находиться здесь. Пока нас вели по хорошо знакомым мне мрачным коридорам с плохо покрашенными и неровно оштукатуренными кирпичными стенами, шеф успел расспросить дежурного, как нынче обстоят дела в инспектируемом заведении. Выяснилось, что директора миграционной службы, Ричарда Лайвиса сейчас нет на месте – в последнее время он часто болеет, а его обязанности сейчас выполняет его заместитель и правая рука – Ингвар Стокс. Оба, как нетрудно догадаться – люди. Вообще, в изоляторе служили по большей части представители этой расы – исторически так сложилось. Большинство иммигрантов принадлежат к этой расе, и многие не любят или просто боятся представителей других народов, так что во избежание лишних конфликтов, на работу сюда стараются брать именно людей.
Кабинет директора не слишком изменился с тех пор, как я в последний раз его посещал. Некрашеный стол, единственный стул, занятый ныне заместителем директора, да серый от пыли старый ковер на полу – вот и вся обстановка. Сидящий на стуле человек разительно отличался от знакомого мне по моему пребыванию здесь Ричарда Лайвеса. Просто полная противоположность – низенький, полный, лысый, как коленка, с морщинками вокруг глаз и губами, растянутыми в широкую улыбку.
– Добрый день, милостивые государи! То есть, надеюсь, это у вас он добрый, а у меня, как я вижу, не задался – ревизия. – И он весело рассмеялся, радуюсь своему остроумию. – Чем обязан визиту? Неужели кто-то из сотрудников нашего скромного учреждения попал под прицел недремлющего ока столичных сыщиков? Но почему тогда именно ревизия? Я теряюсь в догадках!
– Да мы и сами, того, теряемся, – включил дурака гоблин. – Ваши "выпускники" в самом деле засветились, мы обратились к императору с просьбой разрешить задать вам про них несколько вопросов, а вместо этого нам передали эту бумагу и просьбу, заодно, провести ревизию.
– Ахха! По-видимому, кому-то из умников в канцелярии представился случай сделать свою работу чужими руками! Вот это я понимаю, профессионализм! Что ж, господа, у нас все прозрачно, я готов показать любые бумаги.
Следющие несколько часов стали одними из самых скучных в моей жизни. Стенограммы допросов, подробные биографии поступивших за последние три месяца, отчеты психологов, магов и врачей, отзывы с мест работы в империи, куда иммигранта распределили по окончании проверки в миграционной службе… Все выглядело довольно правдоподобно. Ко времени закрытия, мы не продвинулись ни на шаг.
– Я чувствую себя бесполезным куском конского навоза! – подытожил шеф первый день ревизии, и мы с Ханыгой молча с ним согласились. Кивнув друг другу, мы разошлись по домам – сегодня устраивать посиделки в конторе ни у кого не было ни сил, ни желания.
А по возвращении домой, меня ждал сюрприз – приглашение в резиденцию Сенней. Странное дело, я буквально по пальцам могу пересчитать те случаи, когда сюрприз для меня был приятным. И этот не стал еще одним исключением из правил. В последнее время я старался всячески избегать посещений резиденции моей приемной семьи и особенно встреч с ее главой – Матерью Сенней. Никакой радости мне эти встречи в последнее время не приносят – я начинаю сожалеть о невозможном, просыпается глупая обида и прочие неприятные чувства, которые не делают чести мне и расстраивают несбывшуюся любовь. Однако если неофициальное приглашение проигнорировать можно (как я обычно и поступаю), то отказаться от официального без серьезной уважительной причины – некрасиво. Сегодня пришло именно официальное. Идти не хотелось страшно – работа как-то отвлекла меня от самокопания и мыслей о своей несчастной любви, а тут такое напоминание. К тому же тяжелый день давал о себе знать. Но я заставил себя встряхнуться и сходить в душ. Вот стоит он своих денег, это уже даже коллеги мои консервативные оценили. Чувствую, прибавится скоро у гномов полоумных клиентов. Долго расслабляться не пришлось, и, немного приведя себя в порядок, я направился в резиденцию. Очередной унылый официальный ужин, на котором я, как и прочие мои родственнички, привычно поведал матери Сенней о своих успехах в новой работе, умолчав, конечно, о том, о чем говорить пока не стоило, рассказал пару историй, которые могли бы кого-то позабавить, если бы все здесь не были такими чопорными и серьезными. Впрочем, мне вежливо поулыбались. Господа родственники стараются больше не демонстрировать мне своего презрения и неудовольствия от того, что я являюсь членом их замечательной семьи, но истинных чувств не скроешь. Впрочем, это относится только к старшим представителям. Младшим на меня наплевать, и они относятся ко мне так, как любой нормальный разумный относится к малознакомому дальнему родственнику. Это те, кто знает о моем существовании – клан у нас немаленький. Ну и им я отвечаю той же монетой, а вот патриархи меня сразу невзлюбили. Кроме матери Сенней. Она-то относится ко мне хорошо. За тем исключением, что использует.
Традиционно после ужина я был приглашен на прогулку по саду. Погода сегодня была пасмурная. В Империи теплый климат, но и здесь зима и начало весны – не самое приятное время. Сад был мокр и уныл и представлялся мне большой хищной птицей, спрятавшей от непогоды клюв под крыло.
– Почему ты стал так редко навещать дом, Сарх? – поинтересовалась Тиле, когда мы остались одни.
– Не хочу лишний раз нервировать своим присутствием господ патриархов, – я пожал плечами. – А то ты сама не знаешь, почему я так редко стал посещать резиденцию.
– Сарх, мне бы хотелось поговорить откровенно. С тех пор, как мы вернулись из того путешествия, все поменялось, и мне кажется, нам есть что друг другу сказать.
– Я всегда стараюсь быть с вами откровенным, мать Сеней, – я не удержался, и добавил во фразу упрек. Тысячи раз говорил себе, что она поступила так, как должна была.
– Да, я знаю. Беда в том, что я откровенной могу быть далеко не всегда. Ответственность за семью не позволяет. – Девушка печально посмотрела на меня, видимо, пытаясь определить, принял я извинения, или нет. Я, конечно, принял – что мне, скандал устраивать?
– Я понимаю это и восхищаюсь вашей силой духа.
– Сарх. Мне трудно об этом говорить, и, возможно, это не нужно, но во время нашего путешествия я сделала ошибку. Я позволила себе слабость, о которой долго еще буду жалеть. Эта слабость принесла мне много боли и, вероятно, ранила и тебя.
