— Иди, мой сын, — отвечает король. — Вижу я, что ты места себе не находишь, по Бероне тоскуешь!
Велел сыну снаряжение готовить, выбрал слугу, дал денег и снеди. Уселись они на коней и пустились в путь.
Вдоль и поперек весь свет обошли, во многих странах побывали, но про Черный город и золотую деву Берону никто и слыхом не слыхал. И вдруг встречается на их пути замок. А в замке том Баба-яга живет — Беронина мать. Увидала Баба-яга, что королевский сын со слугой к замку подъезжают, кинулась им навстречу, улыбается, добренькой притворяется, зачем пожаловали, спрашивает.
— А хотим мы знать, — говорит королевский сын, — не слыхали ль вы про Черный город и про золотую деву Берону? Может, знаете что?
— Слыхала, как не слыхать, — отвечает Баба-яга. — Каждый день Берона прилетает в мой сад. Ровно в полдень вы можете ее повидать, коли такая охота есть.
Догадалась Баба-яга, что принц свататься приехал и потому была с ним ласкова.
Близился полдень, и королевский сын отправился в сад. А Баба-яга, как только он скрылся с глаз, позвала его слугу и давай выспрашивать-выпытывать, тот ли это принц, который Берону на яблоне застиг. Сознался слуга.
— Ну, — говорит ему Баба-яга, — возьми-ка эту свирель и, как увидишь Берону, начинай на ней играть, своего господина подзывать. А теперь ступай и делай, что я велела.
А королевский сын по саду ходит, оглядывается, ждет не дождется Берону. Ровно в полдень заметил слуга золотую деву. Вспомнил приказ Бабы-яги, схватил свирель, заиграл, и в тот же миг уснул принц мертвым сном. Подошла к нему Золотая Берона, долго смотрела, но, увидав, что он не просыпается, ушла.
Только она ушла — проснулся принц, а слуга ему и говорит: Была, дескать, Берона, да ушла! А про свирель ни словом не обмолвился. Не знает королевский сын, на себя ли сердиться, что уснул, на слугу ли, что не разбудил.
На следующий день королевский сын снова в сад пошел, а Баба-яга опять слугу поймала и свирель дала. Слуге тоже Берона нравилась, увидал он ее между деревьев, заиграл на свирели, и принц мгновенно уснул. Посмотрела на него Берона, тяжко вздохнула, ничего не сказала и ушла.
А как только ушла, принц проснулся. Рассказал ему слуга, что была здесь Золотая дева, стал принц волосы на себе рвать, а слугу едва не прибил. И на третий день Баба-яга слугу подговорила. Коварный слуга увидал Берону, заиграл на свирели, и в третий раз уснул принц мертвым сном. Подошла к нему Берона, жалобно заплакала, но он так и не проснулся. Долго не могла она от него глаз отвести, а потом повернулась и говорит слуге:
— Передай своему господину, чтобы повесил твою шапку на один гвоздик ниже, тогда меня получит!
Сказала и исчезла. Проснулся принц, у слуги спрашивает, была ли здесь Золотая дева. Передал ему слуга Беронины слова.
И пошел принц прочь из замка. Долго думал, пока не сообразил, что предает его неблагодарный слуга. Схватил он саблю и одним махом снес слуге голову. Разверзлась земля и поглотила предателя.
А королевский сын побрел куда глаза глядят: по горам и долинам, по каменистым дорогам. Бредет он один, вдруг слышит страшный шум. Видит, на лужайке три черта дерутся. Плащ, туфли и кнут разделить не могут.
— Из-за чего деретесь? — спрашивает он чертей.
— А как же нам не драться, если ни один уступить не хочет, — отвечают черти хором.
— Да не галдите все сразу, пускай один говорит! — приказал королевский сын.
— Ну, слушай. Этот плащ, туфли и кнут мы получили в наследство от отца. А наследство это не простое. Кто в плащ завернется, невидимкой станет. Кто туфли обует, увидит то, что пожелает, а кто кнутом щелкнет, в тот же миг перенесется, куда ему надо. Сам понимаешь — каждому охота эти вещи заполучить! Потому мы и деремся.
— Ах вы, глупцы! — сказал им королевский сын. — Я разделю их между вами по справедливости, все они должны одному достаться. Бегите на тот пригорок, а вещи оставьте здесь, кто из вас первым вернется, тот и получит все. Согласны?
Согласились глупые черти. И бросились бежать.
А королевский сын накинул на себя плащ, обул туфли и, стегнув кнутом, сказал: „Хочу быть у Черного города, где живет Золотая Берона!" И в тот же миг поднялся в воздух, полетел над горами, долинами и водами и опустился у ворот Черного города. Сбросил с себя плащ и туфли и отшвырнул кнут.
В это время неподалеку прогуливалась одна из девушек, что с Бероной за золотыми яблоками прилетала. Увидала она королевского сына, побежала своей госпоже доложить. А Берона уже не надеется с принцем повстречаться, не верит! Вторую девушку шлет, третью, и все одно и то же твердят: „Королевский сын сюда пришел." Поспешила к нему навстречу Золотая дева. А тут и черти явились.
— Ах ты, обманщик! — орут они хором. — Отдавай наш плащ, туфли и кнут!
Вернул им королевский сын их добро и от души поблагодарил. Ведь без них не попасть бы ему к своей дорогой Бероне.
Привела его Берона в свой замок, стали они мужем и женой и, если бы не умерли, могли бы еще пожить!
КТО СЪЕЛ ГОЛУБЕЙ
Изжарила как-то раз жена башмачника двух голубей на обед, одного для себя, второго для муженька. Подрумянились голуби, золотистой корочкой покрылись. Поставила на плиту, а сама на улицу вышла. Башмачник в это время не делом занимался, а только носом водил, уж очень аппетитно пахло. Терпел, терпел и не утерпел. Только жена за порог, а он шасть к плите! Постоял, послушал, нет ли жены в сенях, у дверей покрутился, а потом схватил голубка за ножки и съел, только косточки остались.
В старой поговорке говорится: „Лакомке — только облизать, а голодному еще и насытиться." А башмачник, надо вам сказать, был лакомкой, а тут еще и проголодаться изрядно успел. Не долго думая, слопал он и второго голубка!
А потом, как ни в чем не бывало, губы утер, уселся на свою треногу и принялся за работу.
Часы пробили полдень, вернулась жена, стала на стол собирать. Сидят, обедают. Все чин-чином, пока до жаркого не добрались. Тут-то и грянул гром: „Кто съел голубей?" — кричит жена, а башмачник отвечает:
— Я и не знал и не ведал, что ты голубей жарила!
И пошло, и пошло, слово за слово, брань да ссора. Башмачник отпирается, на жену сваливает, сама, мол, съела, а с меня спрашиваешь!
Спорили, спорили, ни до чего не дошли.
— Ну, ладно, — говорит тогда хитрая жена, — с этой минуты ни ты, ни я ни словечком не обмолвимся. А кто первым заговорит, тот, выходит, и голубей съел!
На том и порешили.
Стало в дому тихо, как в гробу: жене ни поворчать, ни посплетничать, башмачнику ни огрызнуться, ни песню затянуть. Лучше бы ему женину брань слушать, чем эту мертвую тишину терпеть. Но уговор — дороже денег.
Молчат себе оба, помалкивают. День проходит, второй. На третий день останавливается возле их дома богатая карета. С запяток лакей соскакивает и спрашивает, как в город проехать. Встала жена со стула, открыла было рот, хочет объяснить, да вдруг как плюхнется обратно, только руками машет. И башмачник молчит — ни гу-гу!
