Когда Марии было две недели, она была крещена в церкви в Большом дворце в Петергофе. Церемония длилась не меньше двух часов. Императрица распорядилась, чтобы меня пропустили в церковь через какую-то отдельную дверь, и потом я должна была выйти тем же путем. В назначенный день, одетая в белое шелковое платье, я заняла свое место в карете и приехала в церковь. Казак, который был на страже, не позволял нам проехать. Я не говорила по-русски и подумала, что, возможно, он позволит мне пройти пешком. Поэтому я вышла из кареты. Но нет! Он выставил штык и загородил путь. Так я и стояла в своем белом платье на дороге, и собравшаяся толпа смотрела на меня. Я не знала, как попасть туда, но наконец увидела офицера, которого уже встречала во дворце. Я направилась к нему, заговорила по-французски и рассказала ему о своей проблеме. Офицер был очень добрым и провел меня через охранников и в церковь, где собрались священники. Они расчесывали свои длинные волосы. Один из них подошел ко мне и на смеси разных языков спросил меня, насколько теплой должна быть вода. Я ответила ему по-французски и по-английски, но он, похоже, не понял. Тогда я показала ему на пальцах количество градусов, и священники подготовили купель для ребенка. Вскоре в церковь вошли все приглашенные гости — послы и их жены, все в национальных костюмах. Маленькая китайская леди выглядела очень милой. На ней было великолепное синее кимоно, и на голове была маленькая круглая синяя шапочка, красный цветок за одним ухом и белый — за другим. Римско-католическая церковь была представлена кардиналом с его красной шляпой и сутаной, а также присутствовал глава лютеранской церкви России в черном таларе
[172]. Поляки представляли в основном римско-католическую, а также лютеранскую или реформатскую церковь. Были также люди из свиты различных дворов. Вдовствующая и молодая императрицы имеют пятьсот дам, принадлежащих к их двору, — «Demoiselles d’honneur», как их называют. Эти дамы одеваются одинаково для таких событий, в алые бархатные платья, вышитые золотом, с юбками из белого атласа, в то время как старшие дамы, «Les dames de la cour», носят темно-зеленый цвет, вышитый золотом.
Мария Николаевна (1899–1918) — Великая княжна, третья дочь императора Николая II и императрицы Александры Федоровны.
«Она умела и любила поговорить с каждым, в особенности с простым человеком. Во время прогулок в парке вечно она, бывало, заводила разговоры с солдатами охраны, расспрашивала их и прекрасно помнила, у кого как звать жену, сколько ребятишек, сколько земли и т. п.
У нее находилось всегда много общих тем для бесед с ними».
(Михаил Дитерихс)
Когда все собрались, маленькую героиню отнесла в церковь принцесса Голицына, старшая леди Двора
[173]. Она несла подушку из золотой парчи, на которой покоилась маленькая Мария Николаевна во всем великолепии своих белоснежных кружевных пеленок, вышитых розовым шелком. Император, вдовствующая императрица, другие родители и все великие князья и герцогини, а также иностранные гости, следовали за ними. Согласно закону русской церкви, родителям не разрешается оставаться в церкви во время крещения, поэтому император, получив поздравления, покинул храм, возвратился впоследствии и принес орден Святой Анны для своей маленькой дочери. Затем ребенка раздели до рубашки, которая была такой же, какую император носил при крещении. К сожалению, она была в тот же день украдена из церкви. Затем Марию окунули три раза в купель, ее волосы были надрезаны в четырех местах, в виде креста. Пряди, что были отрезаны, залили воском и бросили в купель. Согласно российскому суеверию, хорошее или плохое будущее ребенка зависит от того, утонут волосы или будут плавать. Волосы маленькой Марии, как обычно, сразу утонули, поэтому ее будущее не вызывало беспокойства. Затем ребенка отнесли за ширму, где она была одета в совершенно новую одежду, расшитую серебром, и служба продолжалась. Ее снова принесли в церковь. Ее лба, глаз, ушей, рук и ног коснулись кистью, смоченной в масле. Вдовствующая императрица три раза обнесла ее вокруг церкви, поддерживаемая с каждой стороны крестными отцами
[174]. Две служанки держали подол императрицы. Император, который снова вошел в церковь после церемонии крещения, вышел вперед и возложил на нее орден с бриллиантами, после чего процессия ушла в том же порядке, что и вошла в церковь. Ребенок был привезен в церковь в позолоченной карете, запряженной шестью белоснежными лошадьми, каждая лошадь велась конюхом в белой и алой ливрее с напудренным париком, и ее сопровождали казаки.
Когда я хотела вернуться тем же путем, что и пришла, солдаты не позволили мне пройти, поэтому я была вынуждена вернуться в церковь. Я не могла оставаться там, поэтому я пошла в сторону, куда отправилась процессия, через дворцовые комнаты, и мне повезло найти кого-то из дворца. Я объяснила свою проблему и осталась в распоряжении пожилой респектабельной женщины, в которой я впоследствии узнала одну из придворных дам. Мой проводник сказал, что он вызовет карету. Экипаж, однако, не прибыл, а о том, чтобы вернуться пешком, не могло быть и речи, с одной стороны, расстояние было слишком велико, но с другой, я знала русский достаточно, чтобы спросить полицейского. Примерно в половине третьего женщина ушла, чтобы найти кого-то, кто мог бы помочь мне; Она скоро вернулась с человеком, который сказал: «Я не говорю по-английски, я говорю по-немецки». Я объяснила, что не говорю ни по-немецки, ни по-русски. Однако вопрос о языке не беспокоил моего доброго самаритянина. Он вызвал извозчика, посадил меня в карету и отправил домой, как он думал. Сначала меня отвезли во дворец вдовствующей императрицы по ошибке, и когда я наконец вернулась домой, я отсутствовала семь часов и теперь чувствовала себя довольно уставшей и голодной.
