Острейшие когти этих гадких чудовищ уже проткнули плоть Мендосы и бывшего трактирщика из Сеговии, и пауки жадно высасывали кровь.
Дон Баррехо подскочил к ближайшему пауку, пинком скинул его с груди Де Гюсака и резким тычком драгинассы прикончил страшное насекомое. Другой паук, увидев печальный конец своего компаньона, попытался спастись на соседнем дереве, но он не успел убежать слишком высоко и был настигнут уколом драгинассы, рассекшей птицеяда надвое.
— Друзья!.. Друзья!.. — закричал грозный гасконец, тряся своих спутников. — Разве вы не заметили, что у вас высасывают кровь?
Мендоса первым открыл глаза и не мог удержать крика отвращения, увидев свою залитую кровью грудь.
— Меня убили!.. — закричал он.
— Да что ты! — успокоил его дон Баррехо. — Речь идет всего лишь об обычном кровопускании, сделанном пауками. Правда, если бы я запоздал с помощью, эти чудища высосали бы из тебя по меньшей мере пару фунтов.
— Я тоже весь в крови, — вскочил на ноги испуганный Де Гюсак.
— И я едва избежал подобной судьбы, потому что крупный вампир пытался застать меня врасплох во сне, — сказал дон Баррехо. — С этого момента мы больше не будем столь легкомысленны и не станем засыпать все вместе.
— Ты по меньшей мере убил этих чудищ? — спросил Мендоса.
— Я отомстил за твою кровь. Там, внизу, журчит ручеек; идите обмойтесь и приложите хлопок к ранам. Вот это дерево даст его вам в любом количестве.
— Было бы лучше, если бы этот торговец хлопком продавал фрукты, — сказал Де Гюсак. — Мы ведь умираем с голода.
— Вот так так!.. Я и забыл, что у вас вечно пустое брюхо, а мое пузо любезно заполнило не знаю уж какое гнусное месиво, слитое из настоящей олья подриды. Пока вы приводите себя в порядок, попробую поискать что-нибудь в лесу.
— Смотри не потеряйся! — пошутил Де Гюсак.
— Я пойду недалеко, друг. Мне очень хорошо известно, как легко заблудиться в этих девственных лесах.
Он насыпал немного пороха в ружье, опустил курок и отправился в лес, внимательно поглядывая то налево, то направо. Не прошел он и двухсот шагов, как услышал в гуще листвы скорбный меланхолический крик:
— Ай!..
Дон Баррехо остановился и огляделся.
— Кто это так жалуется? — удивился он. — Может быть, там лежит подранок? Он не сгодится на завтрак, клянусь тысячью чертовых хвостов!..
Крик повторился, он звучал дольше и стал душераздирающим. Похоже было, что кто-то жалуется.
Немного взволнованный гасконец хотел уже вернуться назад, но поднял глаза вверх, на ореховое дерево, и заметил зацепившуюся за ветку, спиной к земле, маленькую обезьянку с очень густой шерстью и головой, напоминающей скорее кошачью, чем голову четверорукого животного.
— Вот и завтрак!.. — обрадовался гасконец. — Не знаю, кто это, но убежден, что под такой шкуркой скрывается мясо, которое можно поджарить.
Он уже поднял аркебузу, потом отвернулся и, опустив ружье, забормотал:
— Но ведь оно не движется! Попробуем сэкономить заряд.
В самом деле, это странное четверорукое, хотя уже и встретило охотника, не покидало ветки и не прекращало издавать неприятные жалобные вопли.
— Надо спуститься сюда, дорогой мой, — пробовал уговорить зверька гасконец. — Если у него сломаны ноги, я не знаю, что делать. Все равно оно сгодится нам на завтрак.
Он подошел к довольно низкой ветке, совершенно лишенной к тому же листьев, и схватил животное за хвост, а потом дернул изо всех сил.
От такого мощного толчка ветка нагнулась, но животное не покинуло своего места.
— Нет, ноги у него не сломаны!.. — отметил дон Баррехо. — Они поистине железные. Сеньора обезьянка, вы хотите сдаться или нет?
Четверорукое животное медленно притянуло к себе свой хвост и больше не двигалось.
— А ведь оно не привязано, — сказал гасконец. — Что же это за зверь? Ну ладно, Мендоса определит, он лучше меня знает лесных тварей. А теперь заколем его.
Дон Баррехо обнажил шпагу и одним ударом обезглавил бедное животное; потом снова ухватил его за хвост и после шести-семи конвульсий, одна яростнее другой, гасконцу удалось овладеть тушей. Только тогда он увидел, что у странного животного вместо пальцев выросли крепкие когти длиной в целый дюйм.
— Может, оно принадлежит к семейству царапающих обезьян, если только такое существует в мире? Лично я о таком никогда не слышал. Ладно, царапающее оно или нет. Пойдем обдерем с него шкуру и подвесим над огнем.
Охотник снова ухватил добычу за хвост, чтобы из тела полностью вытекла кровь, и без какого-либо труда вернулся в лагерь.
Мендоса и бывший трактирщик из Сеговии как раз закончили свой туалет и прикрыли две маленькие ранки, полученные от ужасных паучьих когтей, тампонами из дикого хлопка. Потеря крови была, возможно, слегка обильной, но сами ранки походили на простые порезы.
— Эй, Мендоса, — сказал гасконец, бросив к ногам баска странное четверорукое животное. — Вот я принес тебе завтрак и хотел бы, прежде чем бросить добычу на угли, узнать, что за зверька мы будем есть. Ручаюсь, это не змея, и я никогда не слышал о ядовитых обезьянах.
— Хоть ты и отрубил ему голову, я сразу скажу тебе, что это ай.
[104]
— Ай?.. Что это такое?
— Самое ленивое животное в мире, которому требуется не менее двух суток, чтобы передвинуться на несколько метров и дотянуться до листьев, служащих ему питанием. Представь себе, дружище: вместо того, чтобы осторожно спускаться с деревьев, он просто падает на землю, не прилагая лишних усилий.
— Значит, у него есть ноги?
— И очень крепкие, к тому же хорошо вооруженные.
— Про ноги я знаю, потому что не мог скинуть на землю эту макаку. Оно съедобно, по крайней мере?
— Индейцы не отказываются от его мяса, хотя оно жилистое, словно мясо тапира.
— Ба!.. Но у нас-то желудки крепкие и все перемелют, — сказал бывший трактирщик из Сеговии, который уже взял в руки наваху, чтобы заняться приготовлением жаркого.
— От испанцев нет новостей? — спросил Мендоса.
— Я видел только деревья, — ответил дон Баррехо. — После нашего форсированного марша они, должно быть, остались очень далеко. Сеньор трактирщик из Сеговии, как можно сварить это животное?
— Индейцы очень любят обезьян; они их варят в печках. Доверьтесь мне. Принесите дров, и я приготовлю отличный завтрак.
Баск хмыкнул и недоверчиво покачал головой.
