В лагере находилась и графиня ди Вентимилья, отважно выдержавшая удачное испытание в компании Буттафуоко.
Самые именитые флибустьеры, как это было принято в их обществе, собрались на совет, чтобы обсудить план действий. Почти все приняли предложение послать индейца в сопровождении двенадцати вооруженных флибустьеров по крупным деревням племени великого касика; посланец должен был сообщить своим соплеменникам, что наследница вождя наконец-то объявилась и ожидает приветствия своих подданных на границе владений касика.
Видимо, это было единственно правильное решение, потому что гордые индейские воины, встревоженные приближением такого количества белых людей, могли устроить в лесу гибельные засады. Индейцу сообщили о принятом решении, и он отправился в путь без промедления, гордый уже тем, что его сопровождает отряд из двенадцати белых людей, вооруженных «громыхающими трубками».
В течение трех дней в лагерь не приходило никаких известий о маленькой экспедиции; Равено и Буттафуоко уже начали беспокоиться, когда к полудню третьего дня индеец и флибустьеры вернулись вместе с шестьюдесятью индейских воинов, вооруженных луками и палицами и ведомых юнко, самым старым и почитаемым во всех племенах колдуном.
Испанский язык был привычен даже для дикарей, которые не могли из-за наводнений и лесных пожаров общаться с какими-нибудь чужими людьми, поэтому Равено и Буттафуоко быстро договорились с могущественным персонажем, который после смерти великого касика руководил племенем.
Графиню ди Вентимилья отвели в шалаш из свежесорванных веток и показали всем воинам татуировку, которую она носила на правом плече: треугольник из семи звезд, окружающих красную змейку.
Эта проверка была очевидной для всех, потому что о таинственной татуировке знали только колдуны племени да самые знаменитые воины; ее нельзя было сфальсифицировать, в особенности — женщине, прибывшей из-за моря, из стран, где восходит солнце.
— Ты именно та женщина, которую мы столь долго ждем, — сказал графине юнко. — Впрочем, и без этого знака ты так похожа чертами лица и горящими глазами на покойного касика. Все мы готовы повиноваться тебе.
— Сбор золотых яиц обеспечен, — прошептал дон Баррехо, присутствовавший на испытании вместе с Буттафуоко и Равено. — Значит, и благосостояние моей таверны обеспечено.
Воины соорудили из веток и лиан носилки, набросили сверху шкуры ягуара и кугуара, которыми они прикрывали плечи, и подняли королеву под громкий воинский призыв.
Их сопровождали все флибустьеры, сгоравшие от нетерпения увидеть сказочные богатства великого касика.
Переход через лес закончился успешно; в каждой деревушке, куда прибывала графиня, ей тут же устраивали церемонию встречи с принесением клятвы покорности; а флибустьерам несли обильные угощения.
— Похоже на настоящий триумфальный поход, — сказал Мендосе и Де Гюсаку дон Баррехо. — Я бы хотел, чтобы он продолжался месяцев шесть. Не думал, что эти дикари, которые совсем недавно ели человеческое мясо, могут быть такими любезными. Эх!.. Уж этим Вентимилья всегда чертовски везло.
— Ты, однако, не захотел бы стать ни Красным корсаром, ни Зеленым, — возразил ему баск, — а потому не забивай мне уши своей вечной болтовней.
— Но этой своей болтовней я завел тебя слишком далеко. Гасконцы много говорят, но и делают тоже много.
— А баски разве ничего не делают?
Дон Баррехо хмыкнул пару раз и рассмеялся.
— Ах ты мошенник!.. Когда я открою новую гостиницу, найду тебя и сделаю все возможное, чтобы отрезать тебе ухо.
— Ты стал людоедом, приятель? А что ж тут удивительного? Мы же находимся в краю бывших пожирателей человеческого мяса.
Добрый баск вместо ответа весело рассмеялся. Де Гюсак последовал его примеру.
На следующий день отряд прибыл в большой племенной корбет, то есть большую деревню, железной рукой властвовавшую над прочими, меньшими, селениями огромной страны. Прием, что легко себе представить, был восторженным.
Тысячи и тысячи воинов сопровождали до большой королевской хижины внучку усопшего великого касика, выказывая признаки самой безумной радости.
Флибустьеров разместили в других жилищах, предоставив им право пользоваться любой едой, которую они там найдут.
На третий день после прибытия отряда, согласно обычаю, в присутствии всех вождей деревни графиню и флибустьеров привели в обширную пещеру, где находились кучи золота. Великий касик оставил внучке миллионы пиастров в золотом песке и самородках.
По чистой случайности дон Баррехо при виде таких богатств не сошел с ума.
Теперь надо было доставить эти сокровища до побережья, но здесь хватало людей, чтобы соорудить ящики или выдолбить стволы деревьев, а после превратиться в носильщиков.
Впрочем, Мексиканский залив был близок, и флибустьеры могли воспользоваться реками, тем более что индейцы предоставили в их распоряжение достаточно лодок, чтобы на них могли разместиться все пришельцы вместе с сокровищами.
Еще через три дня графиня, уже достаточно цивилизованная, чтобы жить среди дикарей, назначила своего наследника; им стал знаменитый воин, близкий друг великого касика.
Наконец, пробил час отправления. Наследство, аккуратно закрытое в полых стволах деревьев, положили на большие пироги; за весла сели могучие туземцы, не боявшиеся быстрин и порогов.
Тысячи растроганных индейцев пронесли к реке свою королеву, которую им наверняка не суждено будет больше увидеть.
Расставание было печальным. Даже неотесанные флибустьеры, привыкшие относиться к индейцам как к диким зверям, и те выглядели растроганными не меньше дикарей.
Пять дней спустя лодки наконец-то достигли вод Большого Мексиканского залива.
[122]
Великое пересечение перешейка, такое опасное в те времена, было осуществлено с наименьшей потерей в людях, погибших по большей части в ужасном водопаде.
Флибустьеры разослали разведчиков по разным бухтам побережья, и фортуна, до тех пор благоприятствовавшая морским бродягам, не оставила их и в последний момент, потому что удалось захватить голландское судно, которое шторм заставил искать убежища от бешенства ветра и волн.
Его быстро зафрахтовали и отправились на нем в Ямайку, в порт, открытый в то время для мореплавателей любой нации; там было проще найти судно, идущее в Европу, потому что плодородный остров поддерживал оживленные отношения с метрополией.
[123]
В распоряжение флибустьеров графиня предоставила миллион пиастров; в ее руках осталось еще несколько миллионов.
