Она сказала с ликованием на лице:
– Обожаю, когда меня хватают и пользуют грубо, как настоящие мужчины, что остались только в деревнях. Насилие – это так романтично!
Азазель хлопнул Михаила по спине.
– Топай прямо через зал, там выход во внутренний дворик. Это я такой грубый насильник, а ты больно нежный, нам не годишься.
Женщина весело рассмеялась, широко раскрывая рот и показывая белые зубки и красную глубокую глотку. Азазель придержал ее за руку, а Михаил послушно прошел через зал, не отвечая на вопросы и заигрывания.
На той стороне зала широко распахнуты двойные двери, за ними двор, деревья, светящиеся шары на металлических ажурных столбах и множество веселящейся молодежи, хотя теперь он со щемом понимал, что грань между молодежью и почтенными матронами успешно стерта. По крайней мере, древнюю сорокалетнюю старуху не отличить от шестнадцатилетней девушки.
Женщины начали обращать на него внимание, едва он появился в дверном проеме, пришлось сделать озабоченный вид, что вот спешит, его кто-то ждет, прошел в дальний конец двора, всюду яркий свет гирлянд, протянутых по верхушкам деревьев, а там даже просторный бассейн с подсвеченной водой как огнями из кафельных стенок, так и вмонтированными в самое дно.
Отовсюду смех и шутки, многие стоят или передвигаются с большими фужерами в руках, у кого темное вино, у кого красное, официанты снуют с подносами, собирают пустые и раздают уже наполненные.
Он ощутил, как его начало обволакивать это дурашливое состояние беспечного веселья. Слева от бассейна на длинных блестящих штырях крупные светящиеся шары размером с футбольный, нет, даже с баскетбольный мяч, от них свет мягкий, нежный, чувственный…
Все еще делая вид, что кого-то ищет, он с суровым и озабоченным лицом развернулся и пошел в обратную сторону, стараясь ни на кого не смотреть, чтобы не вступить случайно в разговор…
По плечу хлопнула тяжелая ладонь, он резко повернулся, готовый вступить в драку, и вздохнул с облегчением, на него с насмешливым превосходством смотрел Азазель.
– Да брось ты гоняться за этой стервой, – сказал он громко, а тихо добавил: – Возьми вон этот бокал и стой рядом. Я буду смотреть на тебя влюбленно и мечтательно, никто к нам не подойдет.
Михаил сказал шепотом:
– Разве можно так жить?…
– Живут же, – ответил Азазель с расслабленно-довольной улыбкой. – Здесь научились наконец-то смотреть в корень… что значит в душу. А для ваших там важнее, кто как одет?
– Одежда тоже показатель, – буркнул Михаил.
– Дикари-с, – сказал с чувством Азазель, но оживился, проговорил почти счастливо: – Какой же я умница, красавец и предусмотрительно расчетливый, словно и не с тобой общаюсь! Вон вышло, как и ожидал… Я в самом деле молодец и красавец. А какие туфли себе заказал!.. Это не ширпотреб, шили по моей ноге!
Михаил не стал смотреть на его хвастливо выставленную ногу в дорогом башмаке. По дорожке вдоль бассейна легко шла молодая светлая женщина с красиво уложенными волосами, стройная и без признаков вульгарности, что так характерна для почти всех женщин этого времени, и в особенности собравшихся здесь.
Азазель с силой толкнул Михаила в спину.
– Хотя бы выйди навстречу!.. Давай, увидимся утром!
Женщина уже прошла мимо, но словно ощутила нечто, оглянулась, с интересом смерила Михаила оценивающим взглядом.
– Что, – спросила она нежным обволакивающим голосом, – моя задница нравится?…
Михаил ответил с неловкостью:
– Вы вся очень… красивая.
В ее глазах заблестел смех.
– Даже вот так? Давно не слыхала таких прекрасно неуклюжих комплиментов. Обычно сразу про жопу, сиськи, дай пожмакать или пожамкать… А как тебе мои сиськи?
Михаил ощутил, что в лицо кровь бросилась с такой силой, что даже кожу защипало, а женщина засмотрелась на него с неподдельным изумлением.
– Давно… да что там давно, вообще не встречала таких… чистеньких! Ты прям чудо. Откуда? Из таежной деревни, где не слыхали про три волны сексуальных революций?
Михаил от стыда не знал, куда прятать глаза.
– Да, – проговорил он с трудом, – я издалека…
– Ты странный, – сказала она. – Взрослый мужчина, а что-то в тебе детское… Это так интересно… Ну-ка возьми меня за сиськи…
Михаил в испуге оглянулся по сторонам.
– Здесь?
Она засмеялась.
– Не рискнешь? Как здорово… А за жопу? У меня там такие сдобные и горячие булочки… Ох, ты в самом деле краснеешь! Нет, теперь меня от тебя и подъемным краном не оторвешь… Ладно, что там время терять на прелюдии? Пойдем наверх, утолишь свои зверские наклонности, в таких тихонях чего только не прячется. А я отдамся так, как ты хотел только в жарких и непристойных снах…
Глава 14
И, не дав ему слова сказать, взяла за руку и потащила через толпу во дворике, а затем в зале с оглушающей музыкой повела по широкой лестнице наверх, где на следующем этаже справа и слева ресторанные столики и публика чуть постарше и посолиднее, а на третьем этаже уже настоящие комнаты по обе стороны длинного коридора.
Михаил дал втащить себя в ближайшую комнату. Женщина пинком захлопнула за собой дверь, он ожидал, что потащит его в постель, однако прижала его к стене. Гибкие руки обхватили за шею, их взгляды встретились, он покорно дал нагнуть себе голову, продолжая смотреть ей в глаза.
– Ты прекрасен, – прошептала она, – я чувствую в тебе силу… это просто пьянит и завораживает…
– Ты сама, – пробормотал он, – совершенство…
Осознал, что так и думает, она в самом деле совершенство, а женщина в ответ на его неуклюжий комплимент только загадочно улыбнулась и коснулась губами его рта.
Ничего не произошло, только сладкая дрожь прокатилась по его телу, а она продолжала прижиматься к нему все крепче. Он чувствовал ее мягкую и такую горячую грудь, что становится все тверже, ее руки сжимали его с неженской силой, а губы прижимались все сильнее в жарком, уже опаляющем поцелуе.
Он ощутил жар во всем теле, а она задышала чаще, задвигалась, ерзая грудью по его торсу, застонала в сладкой истоме.
Жар от ее тела стал одуряющим, Михаил понял, что готов поддаться его сладости и безумному зову, но как в тумане смутно увидел багровые русла с текущей через раскаленные валуны магмой, проносящиеся в дымном мареве багровые фигурки с крыльями летучих мышей…
Она в сладострастной истоме закрыла глаза и начала тянуть из него жизнь, Михаил стиснул челюсти и позволил своей силе истечь в нее, как она и желала.
Ее отшвырнуло, в глазах мелькнул дикий ужас. Колени красивых ног подогнулись, она рухнула на пол навзничь, в глазах все еще ширится непонимание и смертное изумление.
