– Ты… ты…
– Да, – ответил он невесело. – Да.
Хотелось почему-то сказать «покойся с миром», как говорят люди при смерти близких, но у демонов нет ни смерти, ни воскрешения, просто исчезают бесследно, и она тоже через несколько мгновений испарилась тихо и незаметно.
Он медленно открыл дверь, чувствуя некую неясную потерю, выдвинулся в коридор, и только когда спускался на первый этаж, там встретившаяся девушка-официантка с пустым подносом сказала ему с лукавой улыбкой:
– Вы там… внизу… поправьте…
И указала взглядом, а он спустился по лестнице и только в зале среди танцующих сообразил, что ему уже успели расстегнуть до половины застежку на брюках. Да и рубашку нужно поправить, это же так важно…
Не зная, где искать Азазеля в этом шумном сборище – ночной клуб занимает чуть ли не весь квартал, так ему показалось, – он на всякий случай вышел в тот же задний двор, еще издали окунаясь в ритмичную музыку, ароматы вина и раскованных женщин, но едва сделал первые шаги по газону, как навстречу вышел хохочущий во все горло Азазель.
– Видел бы свое лицо! – заявил он самодовольно. – Хотя можешь посмотреть, вон там зеркальная стена… Нет, это ты уже сделал нужную морду лица, будто на биометрический паспорт сдаешь… Как прошло?
Михаил сказал со злостью:
– А ты не догадываешься?
– Это риторический вопрос, – ответил Азазель бодро. – Что, я в самом деле жду ответа? Ты же прост, как Ваня Пряник. Ответ знаю, просто интересно, что хрюкнешь… Хотя и это знаю. Скучный ты, Михаил. Но забавный.
Михаил буркнул:
– Ты же сказал, увидимся утром!
Азазель сказал покровительственно:
– Зная тебя, любой скажет, что все решишь сразу, хотя мог бы сперва полакомиться… она же такая сладенькая штучка!.. Я отсюда ощутил, а уж как ты там горел, даже не представляю.
Михаил смолчал пристыженно, Азазель слишком хорошо понимает такие ситуации, а тот все еще похохатывал, наконец Михаил сказал рассерженно:
– Уходим?
– Как можно? – изумился Азазель. – Я же чувствую, что здесь суккубами просто кишит! И демонов полно. Нужно все осмотреть, всех подозрительных ощупать, под юбки заглянуть, вдруг хвосты прячут… А ты вообще зверь, Мишка. Убил такую молодую красивую девушку!.. И так быстро. А она так хотела жить!.. Свободно и раскованно в нашем толерантном обществе, терпимом даже к ее ориентации.
– Ее свобода, – произнес Михаил с усилием, – вредила другим.
Азазель покосился на него, вздохнул и промолчал, но Михаил успел заметить в его взгляде нечто вроде издевательского сочувствия.
– Что, – сказал он, уже вскипая, – что не так?
– А нелегко, – поинтересовался Азазель, – убивать молодую красивую женщину?… В порядке самозащиты, еще понимаю, а вот так? Тебе же ничего не грозило.
– Она сама себя убила, – отрезал Михаил и ощутил, что жалко оправдывается, а Азазель такое замечает сразу. – А что мне оставалось делать?… Оставить все как есть?
Азазель вздохнул.
– Вот-вот. Чужая свобода, как говорят люди, должна заканчиваться за полметра до их носа. Вот так человеки с кровью и драками устанавливают границы свободы и насилия в обществе… Но ты не хмурься! На твоем счету уже двое нарушителей!.. По возвращении похлопают по спине, а то и рукопожатие перед строем. А ты скажешь: «Рад стараться!»
– У нас так не говорят, – буркнул Михаил.
Азазель охнул:
– Почему? А как же поощрение?… Материальное для вас презренно, но хотя бы моральное, что выше и благороднее?… Ладно, не хмурься, давай поднимемся на этаж, выпьем кофе и сожрем по сбалансированному бутерброду, если ты коньяки отвергаешь.
– Ты же поужинал! Еще перед выездом!
– Ничего ты не понимаешь, – сообщил Азазель. – Пьют и едят не только по необходимости, но и для удовольствия. Ты должен поощрять свое животное тело из костей и плоти, чтобы лучше работало и даже трудилось на благо. Какое у тебя благо? Ладно, это тоже риторическое… Быть – уже благо. А если честно, это и есть для нас высшее благо, хотя и молчим стыдливо. К тому же оттуда можно обозревать весь зал, понял?
– Понял, – ответил Михаил. – Ты прав, хоть и презренный демон.
– Вот-вот, – согласился Азазель. – Не забывай добавлять «презренный» почаще. А потом я тебе их все припомню.
Михаил послушно пошел следом, Азазель поднялся по лестнице, а там в ресторане он высмотрел самый удобный для их стратегического наблюдения столик возле бортика, ограждающего от расположенного внизу танцевального зала.
– Садись, – велел Азазель, – расслабься и получай удовольствие, теперь это уже не звучит ни двусмысленно, ни похабно.
Михаил сел, чуть сдвинув кресло ближе к бортику, Азазель помахал официантке, а Михаил пожаловался:
– Эта дьявольская музыка везде! Как люди с этим живут? Под нее даже есть невозможно!
– Есть возможно под что угодно, – заверил Азазель бодро. – Господь велел плодиться и размножаться, а для этого нужно кушать хорошо, плотно и часто.
Михаил открыл было рот и так застыл. К их столику подошла официантка, молодая сочная женщина в белом кружевном чокере на пышно взбитых волосах с крупными локонами и еще одним на шее, на высоких каблуках и в кокетливом переднике с двумя кармашками для карандашей и блокнота. Обнаженная грудь целомудренно прикрыта двумя серебристыми звездочками в нужных местах, молодое тело блестит мелкими капельками пота, ночь жаркая сама по себе, плюс еще и накаленный лампами воздух в зале и даже в саду.
– Легкий ужин, – сказал Азазель приветливо, – по вашему выбору. У вас тут готовят просто очаровательно.
– Спасибо, Азазель Иванович, – сказала девушка и, стрельнув в Михаила кокетливо-любопытным взглядом, быстро пошла в сторону кухни, почти не покачивая безукоризненными булочками на длинных стройных ногах.
Азазель повернулся к Михаилу.
– Ты чего?
Михаил пробормотал:
– Я же говорю, эта музыка отупляет…
– А-а-а, – протянул Азазель и оглянулся в сторону исчезнувшей официантки. – А то я уж подумал… Да, эта музыка отупляет. Все правильно, верной дорогой идете, дорогой товарищ!.. Но я еще не сказал, что общество умеет самоорганизовываться? Или сказал? И что музыку постоянно слушают лица… если у них лица, а не что-то другое, не за столом будь сказано… лица, наиболее обделенные интеллектом? И те, кто не жаждет развиваться? Таких в любом обществе большинство.
Михаил смотрел с недоверием.
– И что? Мы же в этом большинстве!
– Постоянно, – сказал Азазель покровительственно, – слушают музыку грузчики, укладчики асфальта и прочие представители жизненно важных профессий, для которых интеллект не нужен, а даже противопоказан. А еще подростки, у которых интеллект в зачаточном состоянии… Думаешь, Маск, Цукерберг, Миллер или Мацанюк ходят с музыкальными плеерами в карманах и звучалками в ушах?
