– Записано, – отчеканил голосок. – Два месяца! Жду. С вот такими!
– И цены пусть сперва упадут, – добавил Азазель сварливо. – Подумать только, тридцать семь тысяч! Моя «Тесла» стоит дешевле.
– Я уже сейчас умею больше «Теслы», – ответила она недовольно и со щелчком отключилась.
Азазель сказал со вздохом:
– Вот так и развивай им искусственный интеллект! С женщинами как-то промахнулись, надо хоть этих прищучить вовремя…
Автомобиль доставил их к подъезду, пискнул на прощанье и, закрыв дверцы, покатил тихонько по широкому пандусу вниз в поддомную стоянку.
Михаил уже самостоятельно вызвал лифт, а в кабинке нажал на нужную кнопку. Азазель посматривал одобрительно, но в его взгляде Михаил уловил некую и непонятную пока что расчетливость.
Дверь квартиры на этаже не распахнулась, как в автомобиле, но замок щелкнул, а дверь чуть дрогнула, освобождаясь от запоров.
Михаил потянул за ручку, дверь послушно открылась, и снова он уловил оценивающий взгляд Азазеля.
В помещении легкий приятный запах озона и полевых цветов чем-то напомнил аромат волос суккуба. Михаил скривился и помотал головой, стараясь отогнать сладостные воспоминания о том, что сам же оборвал так быстро и безжалостно.
Азазель с кряхтением опустился в роскошное кресло. Такое Михаил видел у фараона Аменхотепа в личном зале отдыха. Нет, у фараона проще, а здесь просто невероятно изысканное, но в то же время без всяких штучек, как бы просто место отдыха обеспеченного человека, который понимает и ценит уют.
– Что пьешь? – спросил Азазель.
Дверцы шкафа распахнулись сами по себе, Михаил увидел три ряда изящных бутылок темного и светлого стекла. Наклейки у всех богатые, но сдержанных цветов, никакой яркой крикливости, свойственной дешевым винам.
Он поморщился, Азазель тут же переспросил:
– Предпочитаешь из холодильника? Могу даже коньяк, я такой, только дикари блюдут правило пить его обязательно теплым.
Михаил поморщился.
– Алкоголь не употребляю. Без острой необходимости.
– Вообще?
– Вообще!
Азазель повел взглядом в сторону камина, там моментально вспыхнули сложенные шалашиком мелкие поленца.
Михаил сказал с презрением:
– Вот так ты и выдаешь себя всплесками. Стареешь?
– Наверное, – ответил Азазель мирно, – все-таки я со второго дня сотворения мира. Даже ты с третьего…
– Я тоже со второго, – напомнил Михаил.
– Правда? – изумился Азазель. – А по развитию ты как будто вчера родился. А то и сегодня.
– Это оскорбление? – спросил Михаил с подозрением.
– Что ты, – вскрикнул Азазель патетически. – Ты молод и силен, вот что я хотел сказать!.. Со свойственными юности задором и страстью ты бросаешься, наклонив голову с острыми рогами, на любого противника, и тот бежит, устрашенный. А кто убежать не успевает, того ты забадываешь. Ты же милитарист, бодаться обожаешь… Ладно, тогда спать. Не забывай, ты можешь обходиться без сна, но твое тело не может!
Михаил сказал с неохотой:
– Да, у демонов и здесь преимущества. Ладно, увидимся утром.
Он пошел в комнату, которую ему выделил Азазель, а тот крикнул вдогонку:
– Кстати, Михаил… мое имя по возвращении не упоминай, хорошо?
Михаил обернулся, приподнял бровь.
– В связи с чем?
– С твоим крестовым походом супротив демонов. Ни здесь, ни по возвращении.
– Ладно, – буркнул Михаил с долей презрения в голосе. – Не выдам.
Азазель пожелал ему спокойной ночи, но сам вышел в прихожую, погремел чем-то тяжелым, затем донесся хлопок прикрываемой двери.
Демоны не нуждаются в сне, как люди и остальные подобные им животные, потому Азазель и ночью чем-то себя занимает, но Михаил уже чувствовал, что, если бы Азазель хотел скрыться, давно это сделал бы с легкостью. Или если бы хотел всадить в него обойму из пистолета, то сумел бы и это легко и просто.
Чувствуется, конечно, что ведет какую-то игру, но на всякого хитреца, как известно, достаточно простоты, а он как раз и есть такая простота, даже санта синплицитас, самая что ни есть святая простота…
Некоторое время лежал без сна, раздумывал, перебирал случившееся. Все оказалось сложнее, чем мог вообще предположить. И мир Асии представлялся не таким. Хотя, если честно, совсем не ожидал, что здесь все так изменится.
Может быть, все потому, что находился, как и все ангелы, архангелы и серафимы, в Брие, что всего лишь на уровень выше Асии, но какой это уровень: абсолютно нематериальный, только чистая энергия и всепроникающий свет, чистый и неоскверненный. Который здесь, этот идет от Солнца, а затем еще и добавочно загрязняется, когда проходит воздушную оболочку планеты.
Творцом велено охранять созданный им мир, потому если кто-то сумел как-то проникнуть в него, то не хочется это признавать, но Азазель прав: нужно спешно изъять как можно незаметнее, не потревожив ткань этого хрупкого мира.
Вообще-то, замыслив свой хитроумный план прибытия на Землю, он сам поступил в точности как человек, тело которого взял. Тот тоже, чтобы никто из его родных и близких не знал о его второй жизни, свою преступную деятельность совершал на другом конце планеты.
Спал, как ни странно, крепко и долго, во сне летал над городом, что не кажется чужим и страшным, совсем наоборот, и все в нем прекрасно, удобно и работает на людей, хозяев этого мира.
Утром из спальни он услышал голос уже вернувшегося Азазеля, но тот либо разговаривает сам с собой, либо со своей незримой помощницей, не разобрать из-за отвратительного скрежещущего грохота, который Азазель именует современным музыкальным искусством.
Правда, едва Михаил показался из спальни, Азазель тут же подал знак музыкальному демону, и тот послушно умолк.
– Сири, – сказал Азазель, – завтрак нашему драгоценному гостю. Миша, как спалось?
– Не называй меня так, – буркнул Михаил. – Отвратительно. Сны идут от светлых сил, но демоны ночи вторгаются в них, искажают и запутывают, потому вещим снам доверять нельзя…
– А кроме вещих?
Михаил ответил нехотя:
– Снились порочные женщины, это все от моей гнусной плоти.
– Не такая уж она и гнусная, – заметил Азазель. – Крепкий мужчина в полной мощи. В костюме вылитый джентльмен, в мундире – полевой командир, в камуфляже – элитный десантник… А что бабы снятся, это нормально. Господь создал людей так, чтобы их постоянно преследовали всякие соблазны. А сочные бабы в первую очередь, это же зов первого и самого главного закона насчет плодиться и размножаться.
Он вытащил из духовки и переставил на стол две тарелки, а кофейному автомату сделал знак изготовиться.
