– Справлюсь, – пообещал Михаил без особой уверенности в голосе.
– Там встретят другие, – ответил Азазель. – Если эти успели вызвать помощь. Тебя чекалдыкнут из засады, хрюкнуть не хрюкнешь! Останется только петь с арфой в руках… Остановись и с почтением жди старшего товарища.
Михаил, не слушая, продолжил гонку. Минут через десять, как Азазель и сказал, джип свернул на проселочную грунтовую без всякого покрытия. Справа и слева замелькали деревья, дорога проскакивает буквально на расстоянии протянутой руки от толстых сучковатых стволов. Некоторые деревья угрожающе накренились в эту сторону, сильный ветер когда-нибудь свалит, перегородив путь…
Когда поворот на мгновение показал вдали почти ровную дорогу, Михаил увидел помимо удирающего джипа еще и коричневый седан, что остановился на краю дороги, и с него соскакивают люди.
Азазель прав, мелькнуло в голове, подстрелить постараются, а если еще и бросят под колеса гранаты, то не спасет и толстое днище «Теслы»…
Он крутнул руль, успев увидеть молоденький лесок за толстыми стволами вышедших к краю дороги гигантов. «Тесла» проскочила между мастодонтами и с треском, подпрыгивая на кочках, поперла через кусты.
Справа и слева треск, ветки остервенело стучат в окна, он пригнулся, всматриваясь через лобовое стекло, лес настоящий, неухоженный, под ворохом листьев могут быть ямы…
…но пронесло, чутье его человеческого тела не подвело: автомобиль, ломая кусты, перепрыгнул через канаву и снова выкарабкался на дорогу, оставив засаду далеко позади.
Домик выглядит уютным и уединенным, внутри свет от электрических ламп, на плотных шторах пару раз мелькнули силуэты, а по круговой протоптанной дорожке прогуливается мужчина с коротким автоматом в руках.
Михаил всмотрелся в этого охранника, точнее, в это тело из костей и мяса, такое же, как у него, даже помоложе, а это значит, мог бы при равных обстоятельствах двигаться быстрее.
Подкравшись на цыпочках, он левой рукой зажал ему рот, а правой одновременно резко повернул в сторону, с влажным хрустом ломая шейные позвонки.
Тело опустил почти нежно, но быстро, уже всматриваясь и вслушиваясь во все, что идет от особняка.
Еще один прогуливается на веранде, доски поскрипывают под его весом, сзади подкрадываться рискованно, сбоку не получится тоже…
Он присмотрел достаточно увесистый камень, подержал в ладони, привыкая как к весу, так и к форме, задержал дыхание и швырнул с силой, рассчитав соотношение шагов часового и скорости полета камня.
Охранник, как и ожидал, рухнул лицом вперед с веранды в траву, а камень, отскочив почти бесшумно, скрылся в траве рядом.
– Прекрасно, – прошептал он, чувствуя во всем теле непривычную дрожь радости и ужаса одновременно, – Азазель прав… в этой жизни хватает интересного для всех…
В три длинных прыжка оказавшись перед верандой, он заскочил наверх, минуя крыльцо, тихонько заглянул в щель между неплотно сдвинутыми полосками жалюзи.
В комнате трое мужчин, все с оружием, но только у одного в руках, да и тот держит части разобранного пистолета и тупо смотрит в дуло, а затвор, пружина и даже магазин лежат перед ним на столешнице.
Как-то странно, должны же быть готовы и ждать его с оружием в руках, что-то здесь не так, он оглянулся, прислушался: никто ниоткуда не подкрадывается, снова непонятное, но с другой стороны, время идет, часы тикают, беспомощная и очень испуганная Синильда ждет помощи…
Он ударил ногой в дверь и сразу выстрелил дважды, хорошо помня, кто где сидит и в какой позе. Оба с пистолетами сразу откинулись на спинку дивана, у одного дыра в середине лба, у другого в левой стороне груди, но Михаил выстрелил еще раз, и боевик повалился набок.
Третий цапнул разобранный пистолет, опомнился, выхватил хищно загнутый десантный нож, но на лице его появилось обреченное выражение.
Михаил медленно убрал в кобуру пистолет, где-то видел, как так делают здешние герои, а у боевика глаза сразу вспыхнули надеждой.
– Давай, – сказал Михаил, – посмотрим, что ты за существо.
Боевик ринулся на него с выставленным ножом, глупо и очень непрофессионально, можно бы легко отобрать, Михаил уже молниеносно проделал в воображении этот нехитрый прием, но вместо этого лишь отклонил ладонью острие ножа в сторону, а сам с силой встретил кулаком в лицо.
Он ощутил, как хрустнули хрящи носа, еще бы чуть – сломал бы там глубже и кости, боевик отскочил, одной рукой ухватился за лицо, откуда обильно хлынула потоком кровь, другую выставил с ножом острием вперед.
– Не подходи! – вскрикнул он в страхе. – Убью!
Михаил процедил зло:
– Я был рожден воином, что ты можешь, мокрица…
Избегая тычка блестящим лезвием, он снова ударил, разбивая в кровь губы и чувствуя, как под его кулаком крошатся зубы.
Боевик завизжал:
– Чего ты хочешь?… Ты даже не сказал! Что ты за человек?
– Никогда еще, – проговорил Михаил, – не чувствовал себя человеком, как вот сейчас…
Он ударил снова, боевик рухнул на пол, Михаил как-то инстинктивно поддел ногой, получилось само собой, да еще так умело и с такой силой, что тело противника подбросило, а сам он захрипел, выплевывая кровь и белые комочки зубов.
– Я человек, – повторил Михаил почти с наслаждением, – а человеку так трудно остановиться…
Боевик простонал:
– Ладно, я скажу!.. Я скажу!.. Только остановись!.. Но меня сразу убьют…
– Если и убьют, – заверил Михаил, – то не сразу. Это я сразу, понял?
Тот прохрипел слабым голосом:
– Понял, уже понял…
– Говори! – велел Михаил. – Помни, дурная жизнь приводит к дурной смерти.
Он прошептал огромными, как оладьи, губами, из которых все еще капала густая темная кровь:
– Они утащили ее через дом, там выход на ту сторону, а дальше такая же дорога…
– Вас оставили как засаду?
– Наверное… Но мы ничего не знали!
– Верю, – сказал Михаил холодно. – А я думаю, почему все так легко… Понадеялись на часовых?… Сколько ушло с женщиной?
– Двое, – заверил боевик, посмотрел быстро на Михаила и торопливо добавил, – но если не догонишь, там будут еще.
– А куда именно увезли? – спросил Михаил.
Боевик сказал торопливо:
– Я просто охранник!.. Я не знаю, я не могу знать!
– Жаль, – ответил Михаил. – Мог бы пожить дольше.
Он выстрелил ему в лицо и, перешагнув через забрызганное кровью тело, прошел через дом насквозь. Жизнь, как говорил Азазель, это то, что люди больше всего стремятся сохранить и меньше всего берегут. Если бы берег, нашел бы другую работу.
На той стороне дома почти такое же крыльцо с навесом, ступеньки ведут на замощенную широкими плитками с узором обширную площадку.
