Пролог
Советский Союз; Украина;
аэродром 10‑й Гвардейской дивизии
69‑й Воздушной армии.
Лето 1959 года.
Маленький Алексей быстро бежал по бескрайнему полю. Над головой синело безоблачное небо, а вокруг цвело жаркое солнечное лето: по кустам щебетали птицы, в траве стрекотали кузнечики, а на ближайшей к полю опушке шелестела листва молодых берез.
Внезапно – на склоне неглубокого овражка – Леша поскользнулся на скошенной траве и, вскрикнув, покатился вниз.
Докатившись до дна, замер, съежившись, закрыв глаза и вцепившись ручонками в колосья.
Он дрожал и был очень напуган. Все звуки, ранее окружавшие его, куда‑то исчезли. Наступила тишина.
Алексей открыл глаза и осторожно поднял голову. Вокруг почему‑то было темно, а слева и справа загорались крохотные огоньки. Словно мириады светлячков вылетали из травы и уносились высоко в черное небо.
Перестав дышать, он завороженно любовался этой сказочной картиной. Затем разжал ладони, оттолкнулся. И в ту же секунду ощутил, как лишенное веса тело парит над землей.
Душу переполнял восторг, смешанный с испугом и новизной ощущений.
Он медленно перевернулся, обратившись лицом к небу. И улыбнулся: вместе с ним над землей парили миллионы светлячков…
– Ноль Двенадцатый, я – Маяк! Ноль Двенадцатый, ответь!..
В далекие картинки из детства стал прорываться гул. Вскоре этот звук превратился в рев реактивного двигателя.
Алексей открыл глаза.
Первое, что он увидел, – знакомый изогнутый переплет остекления истребителя «МиГ‑15» с заваленным горизонтом; под остеклением чернела и подмигивала бликами приборная доска: высотомер, авиагоризонт, вариометр, радиокомпас… Правая ладонь крепко сжимала ручку управления.
«Кажется, я на несколько секунд потерял сознание, – подумал он, выравнивая самолет. – Немудрено от таких перегрузок…»
Из наушников шлемофона доносился требовательный голос командира части, руководившего полетами.
– Ноль Двенадцатый! Я – Маяк. Ноль Двенадцатый, почему молчишь?!
Алексей выровнял машину, дал вперед левую ногу и, повернув голову вправо, посмотрел назад.
За самолетом тянулся дымный след. А на левом боковом щитке тревожно моргала сигнальная лампа «Пожар».
– Ноль Двенадцатый – на связи, – нажав на кнопку «радио», как можно спокойнее ответил он.
– Почему не отвечал? – в голосе командира прозвучало раздражение.
– Пожар в двигателе. Задействую противопожарную систему.
– Ноль Двенадцатый, отставить пожаротушение – двигатель потом не запустишь! Бери курс на безлюдную местность, снижайся до тысячи метров и катапультируйся. Как понял?
Леонов посмотрел на приборную доску. Давление в гидросистеме упало до минимального значения. Электрика не работала, часть приборов отказала.
Толкнув ручку от себя, пилот заставил машину начать снижение.
– Вас понял, Маяк, – ответил он. – Снижаюсь…
Продолжая экстренное снижение, истребитель дважды сменил курс и наконец приблизился к безлюдной зоне – впереди и внизу под самолетом пилот не увидел ни городов, ни поселков.
«Самое время», – подумал он.
Убрав ноги с педалей, Алексей взялся ладонью за красную рукоятку и попытался привести в действие катапультируемое кресло.
Но ничего не произошло. Пиропатроны не сработали, фонарь не отстрелился, а кресло осталось на месте.
«Чека! Вероятно, техник забыл выдернуть предохранительную чеку», – пронеслось в голове летчика.
И пока он раздумывал над планом дальнейших действий, из наушников доносился настойчивый голос руководителя полетов:
– Ноль Двенадцатый, почему не прыгаешь? Ноль Двенадцатый!..
* * *
Техник‑стажер Маркелов стоял между технических домиков и, поглядывая в небо, нервно затягивался табачным дымком, приканчивая вторую подряд папиросу.
В это время по тропинке от КДП быстрым шагом приближался один из летчиков эскадрильи. Узнав молодого техника, он свернул с тропинки и, подойдя вплотную, спросил:
– Маркелов, ты машину готовил?
Но тот, торопливо облизнув губы, по‑прежнему пытался что‑то рассмотреть в небе.
– Маркелов, оглох, что ли?! – повысил голос летчик.
– Что?.. – растерянно оглянулся тот.
И только теперь увидел стоящего рядом офицера.
– Ты чеку с катапульты снял? – вперил в него тот грозный взгляд.
* * *
Сгруппировавшись, Алексей еще несколько раз попытался привести в действие катапульту.
Безрезультатно. Либо вышла из строя система приведения в действие пиропатронов, либо технический состав забыл снять предохранительную чеку.
– Ноль Двенадцатый, ответь Маяку! – донимал командир. – Ноль Двенадцатый!..
Стрелка высотомера упрямо ползла вниз. Поняв, что покинуть аварийный борт не получится, летчик развернул машину в сторону аэродрома.
В какой‑то момент полковник не выдержал и, позабыв инструкции, перешел на открытый текст:
– Леонов! Ты слышишь меня, Леонов?! Какого черта у тебя там происходит?!
Тому было не до радиообмена. Его взгляд рыскал по поверхности земли в поисках взлетно‑посадочной полосы.
– Леонов, почему молчишь?! Приказываю: прыгай! Слышишь?! Приказываю…
Летчик не дал командиру договорить, выключив приемо‑передающую станцию. ВПП аэродрома находилась точно по курсу, но скорость для посадки была слишком велика.
Он убрал РУД до минимального значения, перекрыл краном подачу топлива и, откинув красный колпачок, нажал на кнопку системы пожаротушения.
Гул турбины стал стихать, а из специального баллона в двигатель под большим давлением начал поступать огнегасящий состав. Шлейф из черного дыма, растянувшийся за самолетом на многие километры, сменился белесой полоской.
Теперь все внимание Алексея было приковано к приборам. Обороты турбины почти достигли нуля, скорость и высота падали.
Отдав ручку управления от себя, он предотвратил сваливание, но при этом самолет стремительно терял последний запас высоты.
* * *
– Черт, кажется, он остановил двигатель! – в сердцах бросил микрофон командир части. – Ну что за разгильдяй, ей‑богу?! Все делает по‑своему!
