– Проанализировав, какие команды использовались для передачи «Космосу» по его командной радиолинии, наши специалисты установили, что если один из сигналов по управлению шлюзом подавать одновременно с двух наземных пунктов, то он преобразуется в команду цикла спуска.
– АПО восприняло это как незапланированный спуск и уничтожило корабль? – догадался Беляев.
– Совершенно верно. В общем, комиссия довольно быстро разобралась в ситуации. Причиной срабатывания АПО стала выдача камчатскими пунктами НИП‑6 и НИП‑7 двух одинаковых команд № 42. Наложившись друг на друга, они были восприняты бортовым дешифратором как одна команда № 5 – «спуск».
– Понятно, – потерянно сказал Леонов.
– А что вас не устраивает? – приметил его неважное настроение Королев. – Или смущает тот факт, что первыми выйдут в космос американцы?
– Да, смущает! – запальчиво ответил Алексей. – Сергей Павлович, мы находимся на пике физической формы! Мы отработали на земле три тысячи аварийных ситуаций!
– А в космосе случится и три тысячи первая, и три тысячи вторая, и третья… Не могу я вас отпустить. Это смерть, орёлики, без некролога.
– А зачем вы тогда пришли? – едва сдерживая обиду, спросил Леонов.
В другой раз Главный непременно взгрел бы его за подобную бестактность. Но сейчас, глядя на расстроенного космонавта, по‑доброму улыбнулся:
– Ну ты деревня.
– Село Листвянка, Кемеровская область, – вздохнув, согласился Леонов. – Я мог умереть в три года, когда отца арестовали как врага народа, на семью повесили клеймо «диверсантов». Сразу нагрянули соседи: забрали еду, мебель, а потом и дом, выгнав нас на улицу – в мороз. Мамка на сносях, нас – восемь ртов. А сосед еще вернулся и снял с меня штаны – я так и остался в одной длинной рубашке… Слава богу, старшая сестра с ее мужем приютили в комнате общежития – шестнадцать метров на всю ораву. Мое место прямо под кроватью было. И ничего – выжили. Потом война, все мужики ушли на фронт; остальные – на передвижные госпитали, оборонку, воссоздавать переброшенные с запада страны заводы. А я учиться пошел. Мамка в школу привела – у меня вид гордый. А вниз посмотрел: босыми ногами в луже от стаявшего снега стою. Ботинок‑то не было… И тоже выдержал, выучился. Потом победа великой ценой. Все мои дядья и братья погибли. И так у всей страны, в каждой семье. Сергей Павлович, да мы такое прошли! Мы столько пережили! Так не для того же, чтобы теперь испугаться внештатной ситуации! Да я дыру в этом люке прогрызу и выйду!..
Королев слушал пылкие фразы молодого космонавта молча и смотрел на него с отеческой любовью. Он тоже прошел череду тяжелейших испытаний и прекрасно его понимал.
– Сергей Павлович, мы готовы рискнуть, – добавил к эмоциональной речи друга Беляев.
Главный конструктор оглядел обоих потеплевшим взглядом. Затем взял со стола стакан с «чаем». Космонавты при этом перестали дышать.
Опрокинув в себя содержимое стакана, Королев направился к двери.
– Очень крепкий чай, – проворчал он, закрывая за собой дверь.
Беляев с Леоновым продолжали стоять, пялясь на пустой стакан…
Глава пятая
СССР; Казахстан;
Байконур – Московская область.
Орбита Земли – открытый космос.
18 марта 1965 года.
В госпитале над Леоновым и его будущими коллегами проводили многочисленные, зачастую изнурительные и неприятные исследования. Много позже Алексей Архипович вспоминал: «С точки зрения здравомыслящего человека, в ходе обследования допускалось множество глупостей. Среди врачей встречались люди, занимавшиеся научной работой и относившиеся к космонавтам как к материалу для своих диссертаций. Из‑за всякой ерунды, которую спустя несколько лет отменили, наш отряд лишился многих талантливых ребят. Если к современным космонавтам применили бы старые медицинские требования, то, вероятно, ни один человек не прошел бы. После того как я стал руководителем, многое с этими же докторами пересмотрел и ослабил требования…»
В шестидесятом году Леонова – уже летчика‑испытателя – зачислили в первый отряд космонавтов. Потянулись месяцы кропотливых теоретических занятий и упорных тренировок, в процессе которых будущие космонавты подвергались различным медицинским экспериментам в НИИ‑7 ВВС (ныне Институт авиационной и космической медицины). Некоторые из них были неоправданно жестоки. К примеру, вращение на центрифуге сопровождалось колоссальными перегрузками, достигавшими четырнадцати «G». На спинах испытуемых после таких тренировок появлялись следы кровоизлияния. В другом случае Алексея на пятнадцать суток поместили в сурдобарокамеру. При этом на тело при помощи какой‑то непонятной пасты прикрепили датчики. На десятый день пара датчиков отвалилась вместе с кусками кожи, открылось кровотечение. На этом несчастья не закончились: на тринадцатые сутки у горе‑экспериментаторов закончился кислород, и Леонова в срочном порядке извлекли из камеры.
А немногим позже в такой же сурдобарокамере трагически погиб от вспыхнувшего пожара молодой Валентин Бондаренко.
* * *
В последний вечер накануне полета «Восхода‑2» Сергей Павлович Королев нашел время для того, чтобы поговорить с теми, кого он отправлял с ответственным заданием в космос.
Зайдя к Павлу и Алексею в домик на космодроме, он неторопливо снял пальто, присел на стул, вздохнул…
Космонавты смотрели на него и понимали, что он сильно устал от напряжения предстартовых дней. В глазах его отражались невысказанные забота, тревога и вместе с тем уверенность в предстоящем полете.
– Как настроение, орёлики? – задал он свой неизменный вопрос.
Павел скупо, по‑военному ответил:
– Нормальное, Сергей Павлович.
Кивнув на коробку цветных карандашей, Алексей пошутил:
– Да вот запасаюсь – хочу стать художником‑косминистом.
Королев посмеялся, но тут же стер с лица улыбку.
– Подготовка к старту идет нормально. Были мелкие неполадки, но они устранены, – сказал он. – Полет и сам эксперимент по выходу очень сложны. От вас требуется четкое выполнение намеченной программы. В полете может случиться так, что вам придется самостоятельно учитывать обстоятельства и принимать разумные решения. Всего на Земле, как вы догадываетесь, предусмотреть невозможно. Повторяю: надо действовать по обстоятельствам. Земля на все время полета останется вашим надежным помощником и советчиком, но на корабле жизнь и судьба эксперимента будут в ваших руках. Если заметите неполадки – на рожон не лезьте. Вы меня поняли?..
Космонавты кивнули.
– Нам нужны не рекорды, нам нужен серьезный научный эксперимент. То, что нам предстоит сделать завтра, – откроет целое направление в космических исследованиях…
