— И фуфло не толкнёшь.
— Вот именно! А куда без фуфляков? На всех классиков не хватит. В общем, рынок вы обрушили. Да и Левицкие тоже не лыком шиты. Борьба будет. И в этой борьбе у них много союзников. Мамаша Левицкой, старая прожжённая ведьма, ходит по антикварам в Питере и в Москве и выцыганивает деньги на выкуп из узилища дочурки.
— Первый раз слышу. — Платов удивился от такой наглости. — И дают?
— Дают. Потому что она сопровождает свои просьбы заявлениями — если Ирочка не выйдет в ближайшее время, она про вас, негодяев, всё расскажет. А знает она немало. Набрала несколько десятков тысяч долларов.
— И выводы? — пристально посмотрел на Каца Платов.
— Да лучше было бы развести всю ситуацию. И вернуться на исходные.
— Дело будет расследовано, — хлопнул Платов ладонью по колену. — И направлено в суд.
— Тут ещё один момент. Участники всей этой истории на взводе и готовы на самые безрассудные поступки.
— Какие? Грохнуть потерпевшего? Или всю следственную группу?
— Уже не поможет… В общем, с тобой хотел поговорить один парень. — Кац замялся.
— Чего ещё за парень? Йосик, не ходи кругами.
— Носорог.
— Он что, в России?
— Не смеши мои подмётки. Какая Россия? Он в Словакии… Просто хочет потрещать с тобой по телефону.
Платов прикинул ситуацию и нехотя произнёс:
— Что с тобой поделаешь, Красная Шапочка. Согласен его выслушать.
— Вот и отлично.
Кац залез в кожаную сумку, вытащил оттуда три мобильных телефона, выбрал красненький, нашёл в памяти номер, нажал на соединение. И радостно завопил:
— Ромочка, дружок мой ситный, как ты там на чужбине? Сны о русских берёзах не донимают?.. Я что делаю? С Платовым в машине кукую. Поминаем из фляжки русский антикварный бизнес, погубленный твоими руками. Будешь говорить с товарищем подполковником? Он согласен выслушать твои жалкие оправдания… Передаю трубку.
Платов взял мобильник.
Голос был густой, Носорог приблатнённо растягивал слова — сказывались бурная молодость и широкое общение с контингентом.
— Валерий Николаевич, очень приятно вас слышать. Я не слишком надеюсь на то, что этот разговор мне чем-то поможет. Просто хочу кое-чего прояснить.
— Я весь внимание.
— Я в этой истории вообще потерпевшая сторона. У меня опечатали галерею. Изъяли вещи. Я вынужден скрываться. И всё это почему?
— Потому что торговали поддельными картинами!
— Я не знал, что они поддельные.
— Ой, Роман Олегович, мы же взрослые люди. И нам обоим всё понятно.
— Ну, допустим, знал. Ну и что? Всем было хорошо. Покупатели счастливы, что у них шедевры. Продавцы счастливы, что у них деньги. Картина становится шедевром не когда её написали, а когда появилось искусствоведческое заключение, что это шедевр… Я с самого начала был за то, чтобы с Цеховиком решить вопрос мирно. А Ирка, эта лимита потасканная, закусила удила — мол, никому и ничего. Я готов был отдать свой тридцатник зелени, который за каждую картину получил. Но по сто пятьдесят платить — это выше моих возможностей.
— И что вы предлагаете?
— Как-то погасить ущерб и заглушить дело. Но опять всё упирается в то, что Левицкие отказываются платить. Один я такую сумму не потяну — два миллиона долларов. И ещё компенсация прокурорским и следователям. Они свои потраченные усилия ценят очень дорого.
— И чем могу помочь?
— Даже не знаю. Ну попытайтесь вы на неё со своей стороны надавить — я же знаю, у оперативников есть свои способы сделать жизнь человека на нарах непереносимой. Пресс-хаты там всякие. Я в долгу не останусь.
— Что я могу сказать на это, Роман Олегович. Приезжайте в Москву, приходите ко мне или в следствие. Там эти вопросы все и порешаем.
— И сразу на нары? — Носорог задумался. Судя по его голосу, ему совершенно не улыбалось прятаться от правосудия, пусть даже в комфортабельной Европе. — Вы можете дать гарантию, что меня не арестуют? У меня астма в тяжёлой форме. Я в тюрьме просто умру.
Платова так и подмывало сказать: какие вопросы, братишка. Прилетай сейчас же. Никто тебя не тронет. И прямо в аэропорту торжественный приём с шампанским и наручниками. Но у него была заслуженная репутация опера, который держит своё слово. Поэтому скрепя сердце сказал:
— Не могу я это гарантировать.
— Вот чёрт. Бизнеса нет. Семьи, считай, тоже нет — жена за тридевять земель. Здоровья нет… Вы знаете, что у меня жену на днях ограбили. Подруга у неё в гостях была. Насоветовала Эльке вывезти драгоценности из квартиры — мол, полиция всё изымет. Моя дурочка собрала всё и пошла к машине. А шины проколоты. Вышла на дорогу, тачку ловить. Тут «БМВ» подъехал, быки там. Ударили по лицу. Забрали сумку… Подружка это всё устроила.
— Это когда было? — латиноамериканский сериал из жизни мошенников закручивался всё круче.
— На следующий день после того, как вы мой офис шмонали… Драгоценностей миллиона на полтора долларов.
— Это из сейфа на Малой Никитской?
— Да.
— Заявление писала? Нет? Пускай пишет. И приходит ко мне. Я готов найти этих жуликов.
— Я подумаю, — без особого энтузиазма произнёс Носорог. — Чёрт, надо было с самого начала решать вопрос. Кардинально.
— Кардинально? — заинтересовался Платов. — Завалив Цеховика?
— Валерий Николаевич, как вам такое в голову пришло? Насилие в нашем бизнесе неприемлемо, — твёрдо, но как-то неискренне произнёс Носорог.
На этом разговор закончился.
— Не договорились, — мрачно отметил Кац.
— Не договорились, — кивнул Платов. — Иосиф, а Носорог мог заказать Кононенко?
— Не похож он на душегуба. Но чужая душа потёмки. Он в девяностые годы активно с бандитами общался.
— А Левицкая?
— Эта шалава… Она работала лет десять назад в галерее «Невская находка» в Питере. Так за хозяина на стрелки с братвой ездила. Её даже питерские отморозки отмороженной считали.
— А муж её?
— Этот вообще ничего не может. Она его вылечила от алкоголизма. А вот с Ириной вообще не так просто. Она с братвой общалась ещё в её родном Нижнем Новгороде. У неё брат двоюродный там погиб в бандитских разборках. И она когда из Нижнего Новгорода валила, то был конфликт с мужем. Он вроде бы дал ей в глаз. Она собрала чемоданы и укатила. Он следом поехал. Ну и…
— Что?
— Подними розыскное дело… Муженёк её с того времени пропавшим без вести числится.
На Платова будто дохнуло ледяным смертельным холодом.
* * *
