Потерпевший появился через пять минут. В строгом смокинге с бабочкой он чувствовал себя как рыцарь в броне — вроде и красиво, но везде давит, и не вздохнёшь полной грудью, не раззудишь плечо.
— Благотворительный концерт в мэрии будет, я от вас сразу туда, — пояснил Кононенко.
— Благотворительность — дело богоугодное, — хмыкнул Шведов.
— Нет лучше способа украсть деньги, чем затеять благотворительность. Но приходится платить, иначе нельзя.
Кононенко заказал себе китайский десерт с непроизносимым названием и гранатовый сок.
— Последняя информация, — произнёс он. — Занесла Левицкая-старшая через московских арт-дилеров в Генеральную прокуратуру три сотни тысяч долларов.
— За прекращение дела? — удивился Шведов.
— Ну что вы, кто прекратит дело за такие смешные деньги? За меру пресечения. А дальше начнётся торг в разрезе окончательного решения вопроса.
— А кто цифру в Генералке всосал? — поинтересовался Шведов.
— Есть там один прохвост. Большая шишка. Генерал Борис Руфимов.
— Известная личность, — кивнул Шведов. — Несколько раз впрягался за крупных воров.
— У нас есть возможность эту ситуацию перебить? — спросил Платов.
— Будем бороться, — твёрдо произнёс Кононенко. — Знаете, друзья мои, с каждым месяцем мне эта история обходится всё дороже. Я забросил бизнес. Хожу по прокурорам, судьям. На допросы. Делаю за свой счёт экспертизы. Доказываю, что я не верблюд. И пути назад мне нет. Если сейчас прекращается дело, то получается — эти жулики правы. И это я кинул Левицких, а не они меня… У меня репутация. Все знают, что со мной можно иметь дело. И тут грязная история, в которой то ли меня обокрали, то ли я обокрал.
— Ну и как будем отбиваться?
— Я договорился встретиться с Руфимовым… Ну, вращаюсь я в кругах, — улыбнулся Кононенко. — Дачи, фуршеты, пьянки. Деньги тянутся к власти. Есть возможность встретиться с ним.
— Думаете, сможете отыграть назад ситуацию?
— Посмотрим. Я включил все рычаги. А что будет… — Кононенко повёл рукой неопределённо, будто отмахиваясь от невидимого эфирного существа…
* * *
Утром на работу Платову позвонил Иван Руденко — бывший коллега, а ныне частный сыщик, и объявил, что надо встретиться, есть информация по Левицким.
Встретились они в торговом центре на «Белорусской», пристроились в «Шоколаднице».
— Помнишь, я тебе говорил, что Носорог заказывал скрытое наблюдение, но я заказ не взял, и он поручил его другим, — произнёс Руденко. — Не представляешь, чего мне это стоило. Но я нашёл ребят, которые по тому заказу работали.
— Кто объект?
— Странный человек, явно высокохудожественного неопрятного вида, с бородой. Таскался везде с папками, мольбертами. Похоже, художник.
— И что они там вымутили?
— Проверили связи. Какие-то там галереи и прочее. Но все эти материалы передали Носорогу.
— А данные на человека?
— Записывай. Гурский Леонтий Нестерович.
Платов записал данные в толстый ежедневник и сказал:
— Ну что, спасибо, Вань. С меня причитается.
— Причитается. Сделай так, чтобы меня в это дело под протокол не тащили.
— Обещаю, что ты не пострадаешь…
Распрощавшись с Руденко, Платов позвонил Шведову и обрадовал, что есть срочная информация.
На Октябрьской площади было ветрено и зябко. Гранитный Ленин на постаменте смотрел куда-то вдаль, в небо, и его, похоже, не интересовало, до чего дошла его страна.
Платов донёс в двух словах до кутающегося в замшевое пальто Шведова только что полученную от частного сыскаря информацию.
— Это художник! — обрадовался Шведов. — Перелицовщик!
— Может быть, просто деловой партнёр.
— По твоим описаниям — голь перекатная. Человек искусства. Зачем он богатому Носорогу нужен? Только как перелицовщик.
— Или как эксперт, который подбирал полотна. Видимо, Носорог опасался, что его специалист с конкурентами блудит. Вот и решил проследить…
— И что с ним делать? Информацию в следствие сольём — пускай допрашивают?
— Нужно сначала о нём справки навести — что за человек, — сказал Платов. — А потом прикинуть, как своими силами с ним разобраться. Может статься, что этот Гурский станет нашим козырным тузом в рукаве…
* * *
Платов засел за комп с желанием поработать и отписать дополнительные планы по оперативным делам. Но случайно, как бы непроизвольно, наткнулся на игру «Лягушка», и по экрану поползли шарики, которые нужно было сбивать. Эта игра — определённо диверсия мирового капитала против органов государственной власти России. Она есть на каждом чиновничьем компьютере. И если на ней завис — рабочий день пройдёт как сон, и оглянуться не успеешь. А потом ощущаешь себя усталым, нервным, а кроме того, полным идиотом, угробившим несколько часов своей жизни не пойми на что. По степени прилипчивости эта игрушка не знает себе равных.
От этого занятия его оторвал телефонный звонок Шведова.
— Чем занят?
— Шарики на компе гоняю, — раздражённо произнёс Платов.
— Достойное занятие для подполковника… Увидеться надо, Валера. Кононенко запросил встречу.
— Куда ж от вас денешься. Буду.
Точка рандеву была у фонтана рядом с Большим театром. Платов пожал Шведову руку и ухмыльнулся:
— Место стрёмное какое-то для встреч выбираете.
— Хорошее место, историческое, — возразил Шведов.
— Тут исторически голубые тусовались.
— Они ещё на Пушкинской собирались. А сейчас всё больше по гей-клубам.
Вскоре появился Кононенко. На этот раз он был в демократичных джинсах и меховой куртке.
— Был я у Руфимова, — поведал он. — Всякое видел. Но такое… На Рублёвке встретились, день рождения был у общего знакомого. Очень мило поговорили.
— И что он сказал?
— Я ему описал ситуацию с этим делом — мол, что вы скажете как видный деятель отечественной прокуратуры. Он сначала включил дурака, но я же вижу, что он в курсе. Треснули мы с ним по бокалу «Хеннесси», он расчувствовался, сказал, что я мужик хороший и он готов мне помочь. Я его упрекнул в том, что он отпускает преступников, — по его указанию меру пресечения Левицким меняют. Он плечами пожал и выдал: «Да все сейчас преступники. Вы не преступник? А я? Книжка очень толстая — Уголовный кодекс. Всю страну посадить, что ли?» Оказывается, есть такое понятие, как правоохранительные услуги. Это аукцион. А на аукционе покупает вещь тот, кто больше заплатит. Говорит: «А что вас смущает? Они заплатили 200 тысяч. Перекупите лот. Заплатите четыреста — я их закрою. За шестьсот, лучше за семьсот, я их тут же в суд направлю…»
