— Сработали все крючки, — удовлетворённо потёр руки Кононенко.
— А что сработало? — поинтересовался Платов.
— В прокуратуре и в следствии сейчас кадровые перестановки, о чём вы знаете, несомненно. Новым людям сверху дано указание навести хоть какой-то порядок в этом хаосе. Вот и взялись перелопачивать зависшие дела, вызывавшие повышенное общественное внимание. Среди них и дело антикваров.
— Звучит интригующе, — улыбнулся Шведов.
— Вызвали Лукашкину и начальника её отдела к заместителю генерального прокурора. Тот внимательно выслушал их причитания о том, что мотив по делу Левицких доказывается с трудом и лучше будет дело прекратить. А прокурор им в ответ объявляет, что в таком случае должен ставиться вопрос о привлечении к уголовной ответственности следователей. Ведь получается, по бездоказательным обвинениям двое человек провели несколько месяцев в тюрьме.
— Следаки получили ультиматум — или вы, или они? — хмыкнул Шведов.
— Ну примерно, — кивнул Кононенко. — Для этого, конечно, пришлось провести большую подготовительную работу. Но это повод лишь для сдержанного оптимизма. Всё пока неопределённо. Те, кто Левицким меру пресечения менял и палки нам в колеса ставил, остались на своих местах. И готовы снова брать деньги за решение вопроса. Так что неизвестно, чья возьмёт.
— Наша возьмёт, — уверенно произнёс Шведов. — Иначе и быть не может…
* * *
Когда Платов подходил к своему кабинету, увидел энергично прохаживающегося невысокого лысого колобка в матерчатой куртке, потёртых джинсах и с борсеткой в руке. Он был чем-то похож на вождя мирового пролетариата.
— Валерий Николаевич? — спросил «колобок», когда Платов сунул ключ в замок. — Лопатин. Из Управления ГУУР МВД России по борьбе с организованной преступностью. Я к вам.
— Заходите. — Платов махнул рукой, пропуская впереди себя гостя. — Присаживайтесь. Коньячок? Кофе с бальзамом?
— Если только кофе.
— Не вопрос. — Платов достал чашки и включил чайник, вытащил пряники с фруктовой начинкой и печенье.
— Если не против, давай на «ты», — сказал Лопатин. — Всё-таки оба опера. Меня Андрей зовут.
— Валера.
Таким образом контакт был установлен.
— Ты рассылал запросы по авторитету с погонялом Бубон, — произнёс Лопатин. — Что там за ситуация?
— Киллер один под ним ходил, — сказал Платов.
— Что за киллер?
— Андрей, давай вести диалог, а не допрос. Ты знаешь этого Бубона?
— Похоже, это Родион Бубненцов, лидер ОПС со Смоленщины. Там он накуролесил. Зарвался. Подельников его позакрывали, а сам он вовремя сделал ноги в Москву. Здесь верховодил какими-то гопниками, но так и не смог найти достойную нишу. Набор подвигов стандартный: вымогательство, вышибание долгов. Похищение человека.
— Тогда почему он на свободе?
— Он в местном розыске. Найдём — арестуем. Так что ты про киллера говорил?
— Аслан Мирзоев. Чеченец.
— Мы взяли одного из шестёрок Бубона. Тот раскололся. Говорил, что вроде был у них на подхвате какой-то чеченец.
— Уже интереснее. — Платов полез в сейф. Вытащил обзорную справку по покушению на Кононенко. Протянул со словами: — Ознакомься. Может, мысль умная снизойдёт.
Пробежав глазами справку, Лопатин сделал заключение:
— Бубон вполне может быть при делах. Заказными убийствами он в Смоленске ещё баловался. В общем, есть предмет для разговора после его задержания.
— Ты как думаешь его брать? — спросил Платов. — Есть связи, подходы?
— Он в Москве. И активен сверх меры. Где-нибудь да засветится. Сориентируй свой спецаппарат.
— Хорошо.
— И почитай на досуге, — Лопатин протянул флешку. — В общем, я чего узнаю — свистну. И ты имей меня в виду.
— По рукам.
Когда оперативник из ГУУР ушёл, Платов вставил флешку в компьютер. На экран вывел фотографию типа, отлично иллюстрирующую правдивость теории Ломброзо. Низкий лоб, небритый подбородок, глаза источают первобытную незамутнённую ненависть.
Оперативник углубился в изучение трудового пути воровского авторитета Бубона. И, надо отметить, этот путь вызывал невольное уважение. И наводил на шальные мысли о столь необходимых для процветания России санитарных отстрелах.
* * *
— Посмотри, какую вещичку прикупил, — Кац взял с полки кувшин из поблёкшего серебра и хрусталя. — Бесценная вещь.
— Поддельный? — приценился Платов.
— Настоящий, Валера! Всего за двести тысяч евро. Вот бы покупателя найти. Не поможешь?
— Ты в своём уме, Йосик?
Кац пригласил оперативника к себе в галерею в Плотниковом переулке около Арбата. По гулкому просторному залу неторопливо прогуливались посетители, с уважением глядя на ценники со многими нулями. Сам Кац обитал в тесном кабинете с узким резным столом, ореховой горкой рококо, внутри которой ждали покупателей сервиз в стиле позднего ампира, фарфоровые тарелки с видами Москвы. Все углы подпирали бесчисленные коробки и коробочки, на паркет мощно давил огромный монструозный сейф. На стенах рядами висели иконы в золотистых, с эмалью, окладах.
— Где твой человек? — Платов выразительно постучал пальцем по циферблату своих командирских часов.
— Опаздывает, чукча необязательная…
Человек появился через пятнадцать минут, когда Кац уже начал жалостливо посматривать на Платова — мол, не виноват я, он сам не пришёл!
Гость представлял собой грузного детину лет сорока с хитрыми голубыми глазами и ещё более хитрой глумливой улыбкой.
— Извините, — развёл он виновато руками. — Пробки.
— На метро надо ездить, Боря. Вот товарищ оперуполномоченный, — Кац кивнул на Платова. — Оставлю вас тет-а-тет.
С невиданной для него деликатностью Кац удалился из кабинета.
— Вы в курсе ситуации? — как-то виновато произнёс детина, усаживаясь в старинное бархатное кресло, жалобно скрипнувшее под его весом, и виновато пряча глаза. — Насчёт кидалова этого, с офисом в Большом Власьевском переулке.
— В курсе.
— Так в этом театре я главный артист. Но я просто номер отыграл. Дурачка продавца изображал. За такие деньги я и колесом мог бы пройтись, и на голове постоять. И в порнофильме сняться.
— Большие деньги?
— Пятьдесят тысяч баксов за два часа работы. Включил дурака, глаза повыпучивал, поизображал нереально крутого бизнесмена — и можно год жить безбедно.
— Вообще, это соучастие, Борис.
— Да я вообще не знал, что это мошенничество. Так, сказали, постановка небольшая. Чтобы человека напрячь. Я и не думал, что так далеко зайдёт.
