— Слушайте, давайте, как всё было. И кто режиссёр.
— Да эта ценительница прекрасного, чтоб ей подавиться!
— Конкретно.
— Ирочка… Ирина Левицкая.
— Все чудесатее и чудесатее, как говаривала Алиса, — произнёс Платов. — Она же как бы потерпевшая по этому делу.
— В том-то и дело, что как бы. На деле она инсценировку заказала. Якобы у неё нелады с партнёром по бизнесу. Тот бандит и требует от неё все личные сбережения. Вот и решила затеять постановку, чтобы потом иметь возможность обвинить его. И получить рычаги давления.
— Слушай, Боря, и ты поверил в эту чушь?
— За такие деньги я в помидоров-убийц из космоса поверю… Я Иру ещё по Нижнему Новгороду знаю. Восемь лет назад я в Москве осел. А она в Петербурге. И вот недавно встретились случайно в Петровском пассаже. Охи, ахи, земляки, друзья детства, обмен телефонами, заверения в дружбе до гробовой доски. И, как принято после таких разговоров, — до свиданья навсегда. Но через месяц она нежданно-негаданно позвонила мне на мобильный и предложила эту комбинацию. Я представить не мог, что она под эту постановку какие-то там машины и картины отожмёт.
— А почему к вам обратилась?
— Да потому что я правда артист. В театре миниатюры играю. И хочу дальше играть там, а не в тюремном хоре петь. А когда моя, пусть нечёткая, фотография в газете появилась, я понял, что рано или поздно меня найдут. Но тогда уже никому и ничего не объяснишь.
— Показания дашь, Боря?
— При одном условии. Мне нужны гарантии, что меня не арестуют.
— Эти гарантии я попытаюсь добыть… Бабки обещанные Ирина тебе хоть отдала?
— Она? Бабки отдала? Да вы что!
— То есть и подельника кинула.
— Она добровольно с копейкой не расстанется.
— Так зачем было связываться с ней?
— Надеялся, что из добрых старых отношений она уж меня, друга детства, не кинет.
— И кинула.
— Иначе быть не могло.
— Почему?
— Потому что она по рождению кидальщица…
* * *
Кононенко утречком, выйдя во двор, совершенно случайно обнаружил, что у него очень аккуратно и умело подрезаны тормоза. Тот, кто это делал, рассчитал всё достаточно скрупулёзно: машина набирает скорость и в этот момент отрубаются тормоза, а дальше или летальный исход, или тяжёлые ранения — в общем, потерпевшему станет не до уголовного процесса.
После этого потерпевший, стальные нервы которого наконец не выдержали, завалился на отдалённую делянку в Тульской области и там неделю пил горькую. Вернувшись в четверг, позвонил Шведову и настоял на срочном рандеву.
Вытянул он оперативников на встречу в своё подмосковное имение, занимающее почти гектар леса. Там даже была вертолётная площадка, и вертолёт одно время тоже был в те самые девяностые годы, когда деньги сыпались с неба.
Стены в трёхэтажном просторном доме были завешаны коллекцией пейзажной живописи. На месте, где когда-то висели поддельные Киселёв и Орловский, теперь было пусто.
Они устроились в огромном помещении за овальным столом, покрытым белоснежной хрустящей скатертью. На столе уютно пыхтел самовар — после запоя Кононенко спиртное видеть не мог. В розетках краснело домашнее малиновое варенье. Чай был с какими-то ароматическими добавками, запах и вкус были чудесными.
Дунув на блюдце и отведав напитка, Кононенко вздохнул:
— Даже не знаю, что думать обо всём этом.
— От кого подарок прилетел? — спросил Шведов, зачерпывая чайной ложкой малиновое варенье и про себя отмечая, что оно отменное.
— Скорее всего, от Левицких. Если это вообще не случайность.
— Какая случайность? — взорвался Шведов. — Таких случайностей не бывает… Вот ответьте мне на один вопрос — какого лешего вы не вызвали опергруппу?
— Да как-то не подумал, — виновато произнёс Кононенко. — Настолько всё было неожиданно.
— Надо было зафиксировать всё. Дело возбудить. У нас бы козыри были по Левицким. Мы бы их обратно в камеру спрятали.
— Теперь уже ничего не сделаешь. Я на сервис машину загнал… — покачал головой Кононенко. — Знаете, друзья, что-то у меня уже соображалка стала отказывать. Уже больше года всё это тянется. Конца и края не видно. Репутация просто ржавеет на глазах. Знаете, как в нашей среде. Дело даже не том, что у тебя проблемы. Плохо, когда ты не можешь разрешить эти проблемы. Любыми способами.
— Любыми, — хмыкнул Шведов. — Не жалеете, что через полицию решать всё надумали?
— Честно? С самого начала мне знакомые, весьма весомые в теневом мире, предлагали — чего ты дурью маешься? Давай твою Иришку на цепь чугунную посадим в подвале. Через два дня деньги сами собой появятся. Но насилие — это не моё. Никогда не возьму на свою совесть чью-то жизнь или здоровье. Никогда. И это не слабость. Я слишком много видел, чтобы понять — есть та грань, за которую никогда нельзя заступать…
* * *
В понедельник новости посыпались как из рога изобилия. Платов только успел углубиться в расписанные ему документы, когда позвонил Шведов и огорошил:
— Ты знаешь, что дело Левицких СД сбрасывает с себя и передаёт в ГСУ Москвы. Решение приняли на самом высоком уровне.
— И что всё это значит?
— СД хочет избавиться от этой ноши и убрать с глаз долой. Чтобы ни при каком раскладе ни за что не отвечать.
— Дело-то почти на выходе.
— Но перспективы всё равно неясные. А в СД любят полную ясность. Кристальную. Лишний головняк — желающих нема.
— Ну а дальше?
— А дальше возможны варианты. С каким гласным и негласным указанием направлено. Или убить дело. Или всеми силами затолкать его в суд.
— Что думаешь делать?
— Заместитель начальника СД сказал, в случае чего к нему обращаться. Ромов ждёт нас через сорок минут. Подъезжай. На тебя пропуск выписан.
Через сорок минут они были в уже знакомом кабинете у заместителя начальника Следственного департамента Ромова.
Андрей Викторович сразу взял быка за рога.
— Решение о передаче дела было принято начальником СД, — отчеканил он. — Руководители прокуратуры и нашего ведомства просмотрели все находящиеся в производстве нашей следственной части дела и большинство решили передать на землю. И по Левицким было принято такое решение.
— Есть большая доля вероятности, что в ГСУ дело закопают, — встрял Платов.
— Нет такой вероятности, — возразил Ромов. — Отсылаем со строжайшим контролем. Если дело будут целенаправленно спускать на тормозах, мы примем меры. Обещаю вам…
Вышли оперативники из кабинета в смятенных чувствах.
