— Да пшёл ты, срань мусорская! — прохрипел «шкаф», носящий кличку Боров. Он стоял на коленях в салоне, уткнувшись головой в спинку сиденья. За ним согнулся спецназовец, державший его за шкирку.
— Ну что же. — Платов кивнул спецназовцу…
Минут через десять отстукивания и надевания целлофанового пакета на голову Боров сломался:
— Это Синий был… Он в охранника из «ТТ» шмальнул.
— Где ствол?
— На хате около Железнодорожного!
— Если соврёшь — сделаем вид, что ты сумел скрыться и потом тебя подельники завалили.
— Ладно гнать-то, — по щекам Борова струились слёзы.
— Я обещаю. Моё слово!
Платов сказал это таким тоном, что Боров понял — опер может сдержать обещание и завалить его.
Через полтора часа оперативники добрались до пригородного посёлка, где новорусские особняки соседствовали с покосившимися чёрными развалинами на три окошка. Бандитская малина располагалась именно в такой полуразвалившейся халупе. Там никого не было — все ушли на фронт, то есть на налёт, или хоронились по съёмным квартирам в Москве. Их ещё предстоит собирать по всему городу.
Следователь СК, которого взяли на реализацию, с понятыми зафиксировал, как задержанный Боров показал тайник в подполе дома. Там хранилось два автомата Калашникова с укороченными стволами, три пистолета «ТТ» жёлтой сборки — китайские, ненадёжные.
Хмурый Боров, взиравший на обыск, вдруг побледнел, глядя на небольшую ямку на краю участка. И взвыл, напрягая сцепленные за спиной руки, будто стараясь порвать наручники:
— Падлыыы! Узнаю, кто скрысил, — вилы ему!
— Чего ценное отрыли?
— Бабки там были! — взвыл Боров. — Общак!
— Значит, пара сотен тонн гринов. На кого думаешь?
— Я обязательно узнаю, — с угрозой пообещал Боров.
— У Бубона своего спроси. Может, он подрезал.
— Мог, реально… — кивнул Боров, а потом изумлённо уставился на Платова.
— Чего вылупился? Скажи, где Бубон. А мы его о деньгах расспросим.
— Режь меня, падла! На ремни! Ничего не скажу! — завыл Боров.
— Чего ты так перевозбудился? — примирительно произнёс Платов. — О твоём бугре позже перетрём…
Часть четвёртая
Игра на чужом поле
Семья укатила на две недели отдыхать на курорты Бали, оставив Платова в гордом одиночестве. Первые два дня он ощущал, что чувствует себя без детского галдежа, вопросов, претензий жены и кучи обязанностей по дому как раб, освободившийся с галер. Но потом дом начал пугать его гулкой пустотой. Из комнат будто уходит жизнь. И оперативник понял, что его страшат мысли об одиночестве.
На работе дел было невпроворот. Бригаду налётчиков на обменники вскоре взяли в полном составе — всех семерых человек. И покололи на все эпизоды разбоев. А через неделю один из бандитов покололся, что на правилке убили Дикого.
— Это Бубон решил, — сбивчиво выкладывал бандит. — У них какие-то давние счёты. Я не участвовал. Синий резал.
— Синий что, за все мокрухи отвечал?
— Так любит он это дело.
При выезде на место бандит показал, где закопан труп Дикого.
У Платова занозой сидела одна мысль — как бы Рыбака не втянуть в это дело. Пока что он проходил как неустановленное лицо, а следователю было сказано, чтобы не усердствовал в его установлении.
О местоположении присматривавшего за бригадой пахана Бубона никто из арестованных не знал. По телефонам, изъятым у бандитов, тоже ничего не установили. Бубон общался только с лидером группы по кличке Рваный, но тот на эту тему молчал.
Миновал жгуче холодный февраль. Вернулась семья с Бали. Пришёл март, который порадовал парой дней оттепели, а потом все замёрзло и стало хуже прежнего.
Однажды утром, руля на работу и слушая столичное радио, Платов едва не врезался в автобус. Довольный голос вещал:
— Сегодня в рубрике «Город и правопорядок» у нас волнующая многих тема — защита культурного наследия. В прямом эфире известная московская галерейщица Ирина Преображенская, уголовное дело в отношении которой стало своего рода сенсацией. Ирина, так кто вы — жертва или преступник?
— Я? Вы всерьёз задаёте этот вопрос? Конечно, жертва. А преступники…
Дальше шёл длинный перечень, на первых местах Кононенко, Носов и Шведов. О Платове забыли — и ему где-то даже стало обидно.
Да, шоу с делом антикварщиков продолжалось. Будучи на свободе, Левицкая давала интервью, щедро проплачивала газетные статьи и запросы в Госдуму.
Платов слегка пришалел, когда увидел гневный депутатский запрос от народного избранника, видного юриста Сергея Баснера: «Доколе будет твориться полицейский произвол и будут шить дела на честных арт-дилеров?» Самое смешное, что полгода назад такой же пафосный запрос этот депутат направлял в МВД и прокуратуру на тему: «Доколе будут вольготно чувствовать себя на антикварном рынке матёрые мошенники Левицкие?»
Этот Баснер был приятелем адвоката Кононенко и по его просьбе, когда дело начало буксовать, написал депутатский запрос с требованием покарать жуликов. Когда пришёл противоположный запрос, обалдевший адвокат снял трубку и позвонил приятелю:
— Серёжа, ты опух? Ты же за нас?
— Ну за вас, ну и что. Мне двадцать тысяч зелени дали за новый запрос, а мне кушать надо. Да не бойся, время пройдёт, я ещё один депутатский запрос организую. За тебя. Потому что мы друзья.
Левицкая притащила в Москву группу поддержки в виде своей полностью ненормальной и активной, как динамит, мамаши и тихого, забитого, с печальными глазами отца. Женщины теперь занимались активной общественной деятельностью, открывая глаза человечеству на произвол правоохранительных органов. Левицкая изображала из себя бедную замарашку, потерявшую всё по вине злых людей. Мужа послала таксёрить, а отца усадила выдавать ключи в соседний дом — мол, нечего задаром сухарики жрать с молочком. И это при её миллионах!
Дело потихоньку тянулось к финишу. На очередном совещании следственно-оперативной группы в кабинете, где все стулья были завалены томами уголовного дела, следователь посетовал:
— Всё равно нет у меня уверенности, что Левицкая не свалит. Как только дело в суд направят — смоется. Выправит левый паспорт.
— Коля, надо её снова арестовывать, — проникновенно произнёс Шведов.
— Ты же сам говорил, что прокуратура в доле! Руфимов цифру засосал. А это фигура. Он будет выполнять обязательства.
— Он тоже не всесилен, — встрял Платов.
— Ладно, поглядим, — кивнул Носов. — Что с этюдом Поленова?
— Пока глухо, как в танке, — сообщил Шведов. — Может, по детализации телефонных переговоров что надыбаем. Это процесс долгий…
