— Так откровенно и послали?
— Открытым текстом. Он пообещал кинуть заявление в полицию, в ответ выслушал от Ирины, что его самого посадят, потому что он уже сидел, ему не впервой. А Кононенко, человек со связями, с одними нашими большими генералами пересёкся, пожаловался на боль душевную. В результате мне этот материал сплавили.
— И что ты выяснил?
— Через Интерпол мы узнали, что перелицованные картины на аукционах скупал некто Омаров Роман Олегович. В арт-бизнесе личность известная. Кличка Носорог, полукриминальный тип, близкий к грузинской диаспоре. Он же ввозил картины в Россию, кстати, под их истинным названием и авторством. То есть перелицовывали их здесь.
— А кто организовывал искусствоведческую экспертизу?
— Пока ещё не выяснили. На твою помощь рассчитываем, как это аккуратненько провернуть.
— Носорог с Левицкими в группе работал?
— Трудно сказать. По слухам, Носорог — профессиональный перелицовщик. На него работают и художники, и эксперты. А Левицкие — обычные барыги. Берут вещь за три копейки и за сто рублей впаривают лоху.
— Обычно так и бывает, — отметил Платов. — У одних есть вещь. У других клиенты. И то и другое — капитал.
— В общем, дальше мы спокойно работаем по материалу. Доказуху потихоньку подтягиваем — и объяснения, и экспертизы, и прослушка. Жулики дёргаются. Понимают, что так просто всё это с рук им не сойдёт. И тут я узнаю, что Кононенко едва не стал жертвой покушения.
— Считаешь, его заказал кто-то из этих жуликов?
— А других вариантов нет. Притом с равным успехом мог заказать и Носорог, и Левицкие. Когда два миллиона долларов на кону.
— В переходе из-за пятидесяти рублей могут финкой пощекотать.
— Понимаешь, Валер, дело это интересное и совершенно для меня новое. В ГУБЭПе я то рыбным хозяйством занимался, то казино, то Чечнёй. А ты специалист. Нужные бумаги на руководство вашего главка организуем. Поработаем?
Платов на секунду задумался, потом с готовностью кивнул:
— Поработаем.
Он представить себе не мог, во что только что ввязался.
* * *
Всероссийский художественный научно-реставрационный центр имени академика Грабаря располагался на улице Радио, прямо напротив Следственного комитета России. Под это учреждение культуры отдали историческое здание бывшего туполевского КБ — оно до сих пор напоминало самолётный ангар. Раньше ВХНРЦ располагался на Большой Ордынке в здании церкви, за которую разгорались нешуточные бои с верующими, в итоге искусствоведов выселили в нынешнее здание, находившееся в аварийном состоянии. За немалые деньги его отреставрировали, а потом лихо спалили, притом с человеческими жертвами. Бывший завхоз умудрился так удачно попилить бюджет на реконструкцию помещений, что объект культуры федерального значения сгорел как спичка, и никакая система противопожарной безопасности не помогла, потому что была дешёвая и бракованная.
Директор ВХНРЦ встретил гостей в просторном кабинете с длинными полками по стенам, заставленными толстыми фолиантами по искусствоведению, а также потрескавшимися иконами. С ним Платов раньше сталкивался — это был старый минкультовский чиновник, хитрый, кручёный, испытывающий не слишком здоровую привязанность к старому доброму коньяку.
— Вне зависимости от целей визита рад вас видеть, — энергично пожал директор руку Платову на правах старого знакомого, потом поздоровался со Шведовым.
— Взаимно, — шаркнул вежливо ножкой Платов, нацепляя дежурную улыбку. — Мы проводим мероприятия по розыску похищенных произведений искусства. Надо посмотреть, какие вещи сдавались на экспертизу.
Шведов тут же положил на директорский стол папку с запросом из МУРа на ознакомление с документами.
— Скрывать нам нечего, — не слишком искренне произнёс директор. — Проверяйте.
Особого беспокойства визит полиции у него не вызвал. Не в первый и не в последний раз. Так издавна сложилось, что, помимо реставрационной деятельности, Центр Грабаря подрабатывает проведением атрибуций (искусствоведческих исследований) для физических и юридических лиц. Экспертиза Грабаря при реализации живописного произведения так же необходима, как гарантийный талон при покупке телевизора. В Москве не так много заведений, дающих экспертизы, — Научно-исследовательский институт реставрации, Третьяковка, Музей имени Пушкина. Поэтому тут постоянно трутся сотрудники правоохранительных органов, пытаясь найти похищенное.
Директор поставил каллиграфическую резолюцию на бумаге. И сухая, строгая заместитель по науке повела их в административную часть, где в огромном гулком помещении три молоденькие девчушки самозабвенно барабанили по клавишам клавиатур.
— Вам за какой период? — спросила миловидная блондинка, прочитав бумагу и сообразив, что от неё требуется.
— За последние два года, — заявил Платов, усаживаясь на жёсткий тяжёлый стул с высокой деревянной спинкой.
— Что-то конкретно ищете?
— Нас интересуют вещи, схожие с похищенными.
Оперативникам отвели огромный стол. Сотрудницы свернули лежащее на нём полутораметровое живописное полотно, стряхнули крошки — судя по всему, стол служил не только для раскладывания картин, но и для чаепитий. И стол быстро начал прогибаться под тяжестью учётных книг, пухлых томов с цветными копиями экспертиз, фотографиями живописных полотен.
— Сколько же в Москве делается экспертиз, — с некоторым удивлением отметил Шведов.
— В Грабаря арт-дилеры со всей России съезжаются. Но всё равно — это свидетельство, что объём продаж только по живописи значителен.
— А налогов с гулькин нос, — проснулся в Шведове борец с экономическими преступлениями.
Найти необходимые документы было делом пары минут. Но тогда сотрудники Грабаря сразу поймут, зачем приходили оперативники. И вполне могут слить информацию жуликам. Поэтому операм надо делать вид, что они действительно ищут ворованное.
Заключение на первую картину Платов нашёл через полчаса. Кто сдавал? Роман Омаров. Носорог! Попался, который кусался!
Через час нашли все картины. Пять сдавал на атрибуцию Носорог. Две — Рубен Левицкий.
Платов заложил обрывками бумажки закладки на трёх десятках экспертных заключений, чтобы нужные им затерялись в общей куче.
— Как бы нам эти листы отксерить, — попросил он блондинку.
Вскоре Шведов втискивал в свой фирменный кожаный портфель целую кипу ксерокопий документов.
— Ну что, круг замкнулся, — торжествующе произнёс Шведов, садясь в машину. Сжав победно кулак, он объявил: — Вот теперь где они у нас.
— Цепочка спаялась, — кивнул Платов, поворачивая ключ в замке зажигания. — Эти трое и картины сами находили. И перелицовывали. И экспертизы заказывали. Если бы цепочку растянули ещё на пару участников, вопрос доказывания был бы сложнее.
