— А что, может и получиться.
— Может. Как это технически сделать?
— А это вообще не проблема.
— В смысле?
— Не имей сто рублей, а имей сто друзей. Есть у меня человек, который такую авантюру в состоянии провернуть. Талант. — Шведов взял телефонную трубку и набрал нужный номер. — Лёха, уже вечер, а ты всё трезвый. Подъезжай на «Баррикадную», к «Швейку». Пивом угостим. По-дружески. А ты по-дружески услугу окажешь. Отказ не принимается… Давай…
После этой пьянки, затянувшейся до позднего вечера, к которой присоединился тот самый Лёха, на удивление Платова, через два дня подготовительные мероприятия были проведены.
Ознакомившись с успехом многотрудных Лёхиных усилий, Платов с уважением произнёс:
— Вынос мозга!
— Ну так… Фирма веников не вяжет, — довольно хмыкнул Лёха.
Теперь дело оставалось за малым. Он состыковался со следственными органами и получил отдельное поручение, по которому на него возлагался допрос рецидивиста Бубенцова.
* * *
В Матросской Тишине в комнату для допросов Бубона привели двое выводных. Руки у рецидивиста привычно сцеплены за спиной, взгляд колючий.
— Вы с ним поосторожнее. Гражданин Бубенцов у нас в отрицалове, — хмыкнул выводной, здоровенный сержант в форме ФСИН.
— Да сговоримся по-доброму, — с улыбкой заверил Платов. — Мы люди разумные.
— В случае чего нажимайте тревожную кнопку, — сержант кивнул на стену, где эта затёртая красная кнопка тревоги и была.
Бубон тяжело опустился на привинченный к полу табурет, сцепив перед собой татуированные руки и уставившись в пол.
— Курим? — Платов вытащил пачку «Мальборо» и протянул Бубону.
Тот благосклонно кивнул. Задымил сигаретой.
— Оставь пачку себе, — сказал Платов. Это была старая традиция — разговор оперуполномоченного с профессиональным уголовником принято начинать с сигаретки, чашки чая. Ну а дальше как пойдёт. Зато при хорошем раскладе допрашиваемый может принести с собой в камеру целый пакет чая и курева — эдакой тюремной валюты. А особо отличившимся в деле раскаяния и написания явок с повинной могут даже дать «вмазаться» дозой наркотика.
— Чего, мусор, за пачку сигарет купить решил? — насмешливо произнёс Бубон.
— «Мусор» звучит как-то невежливо, — посетовал Платов. — Я ж тебя бродягой не называю.
— А можешь и называть. Звание почётное.
— Да какой ты бродяга? За тобой столько мокрух числится. Воры так себя не ведут.
— Теперь ведут. Нравы падают. Теперь мокруха — тоже работа.
— Ну тогда моё уважение. Тут ты ударник бандитского труда. Шороху по всей Руси навёл.
— Было дело, — с удовлетворением улыбнувшись, прохрипел Бубон.
— Поговорим?
— А тебе не сказали, что я на допросах предпочитаю все больше молчать? Хотя о философии жизни на планете перетереть — тут мы завсегда. Про справедливость люблю. О том, что по закону природы сук и стукачей на вилы надо бы.
— А может, лучше о делах твоих грешных?
— Грехов за собой не знаю.
— Знаешь, меня список коммерсов, которых ты завалил вглухую, вообще-то не интересует. По большому счёту это те же преступники, которые обескровили всю Россию-матушку финансовыми махинациями.
— Вот именно. Мы одинаково мыслим. Так что же ты ко мне с недовольством каким-то?
— Рафика завалил. Лидер азербайджанских наркобарыг. Дело житейское. Или он тебя, или ты его.
— Хоть я и не признаю, что валил Рафика, но мыслишь верно, — хмыкнул Бубон. Встречу он воспринимал как обычный балаган. Надоело в камере с одними и теми же мордами. Тут лясы поточить, тем более разговор ни к чему не обязывает. Да ещё и курево халявное. А оперативника он считал дурачком — потому что только дурак может надеяться что-то выведать у него. — Значит, кто я? Санитар леса.
— Санитар, зачем в Нижнем Новгороде дизайнера завалил?
— Кого?
— Андрея Гранина. Он-то никаким боком не бандит и не олигарх.
— Ты что-то попутал. Для меня что дизайнер, что газгольдер однох…нно.
Платов видел, как Бубенцов напрягся.
— Бубон, тебе столько жмуриков навешали, что одним больше, одним меньше… Ты скажи — зачем?
— Ты забористую траву с утра смолил, мусор.
— Твои бойцы парня завалили. Твои, Бубон. Это доказано. Только мотив в тумане. Не подскажешь?
— Не утомляй меня без нужды, — отмахнулся Бубон.
— Думаешь, не привяжем тебя к жмурику этому? И тебя привяжем, и заказчика.
— Какой-то ты скучный вдруг стал. Лень мне с тобой лясы точить. Скоро обед.
— На диете посидишь… Лучше послушай…
Платов извлёк из кармана диктофон. Оттуда послышался так хорошо знакомый обоим голос:
— Я, что ли, это придумал? Я просто к нему с проблемой. Мол, такая вот ситуация. Ну не даёт этот гад житья. Что-то с ним надо делать.
— А он? — Второй голос принадлежал Платову.
— Ну, он и сказал, что всё сделает. Я же не думал, что он его убивать будет. Бандит он. Обычный бандит. С детства был бандитом. Я его боялся. Всегда боялся. И сейчас боюсь. Он предложил. Он. Ну а я уже потом узнал, что его соучастники Андрея этого и убили. Я не виноват. Всё он. Он, пыль лагерная. Он, тля такая. Козёл…
Бубон подался вперёд и с размаху двинул кулаком по столу. Платов прикинул, как угомонить клиента в случае, если тот слетит с катушек окончательно. Но рецидивист не смотрел на него. Струйка слюны потекла по его подбородку от прикушенной губы.
— Козёл? — вдруг яростно прохрипел Бубон. — Это я козёл? Эта падла на коленях ползал, умолял — помоги. И теперь он. Меня… Козлом… Убью…
— Правда, падла, — согласился Платов.
Бубон посмотрел на него полубезумным взглядом:
— Ты, начальничек, чего ты можешь понять-то? Мы с ним вместе росли. Он головастый был уже тогда. В науках. А по жизни дурак дураком. Я его выручал. В обиду не давал. Он мне жизнью обязан, я его от перьев бакланьих спас. И он. Меня…
Неожиданно его глаза такой печалью наполнились.
— Он… Меня…
— Значит, дизайнера он заказал. И его жена тоже?
— Он, чистюля. Доцент хренов. Он!
— Ну так что волноваться? Пиши. — Платов протянул заблаговременно подготовленный листок бумаги для чистосердечного признания.
— Чего писать-то, контора?
— Как заказал. Как исполнили. Тебе хуже не будет: срок вряд ли увеличится — и так будет по максимуму. А с ним посчитаешься.
— Ты меня за кого держишь? За ссученного? Чтобы я кореша, хоть и гондона, мусорам сдал?
