— Лежать-то лежит, но… патриотизм, престиж страны…
— Понятно, понятно! Престиж страны, национальная гордость великороссов и прочую лабуду, особенно про патриотизм, ты, генерал, оставь для совещаний у президента, выступления на коллегии или доклада перед оперсоставом. Мой патриотизм «дерьмократы» обозвали последним прибежищем негодяев и распяли патриотизм мой и его вон патриотизм тоже растоптали, — кивнул в мою сторону Димка, — в августе 1991-го, когда мы с Саней и Алешкой Чернышевым после выполнения задания возвращались на родину. Даже спасибо не сказали, а вот статью уголовную пришить хотели! Помнишь или запамятовал?
— Ничего я не запамятовал! Помню! Все помню, словно вчера было. Так и я с вами там находился! Не забыл, — старался как можно спокойней ответить Климов, хотя было видно, что он так сильно разозлился, что на его лице появились красные пятна.
— А потом, мы что тебе, пожарная команда? У нас семьи есть, да и возраст, не пацаны уже давно!
— Так и в Сомали, когда в Могадишо в девяносто третьем «Дельту» трепали, вы также юнцами не были! — сквозь зубы процедил генерал.
— Здрасте вам! Вспомнил! Так, друг мой, это было тринадцать лет назад. А Сане, между прочим, пятьдесят в этом году стукнуло! — не утихал Димка.
— Не забыл! Не забыл! — буркнул Климов.
— А я в следующем году шестой десяток разменяю! — продолжил Сокольников.
— Помню, знаю, не забыл! Но ребята мои дорогие, ну некому, кроме вас, найти и наказать убийц, не-ко-му! — Генерал встал, подошел к окну и стал смотреть на площадь. Климов молчал, молчали и мы. Пауза затягивалась, а вместе с ней стала возникать какая-то напряженность. Генерал перестал смотреть в окно, прошелся по кабинету и вновь сел в кресло.
Конечно, отчасти Сокольников был прав: мы были уже далеко не в самой своей лучшей физической форме. А потом, у нас были семьи и погибнуть, зная, что государство не окажет абсолютно никакой помощи нашим женам, скажу честно, не хотелось. Мы давно уже были уволены из Вооруженных сил, практически изгнаны, выброшены из их рядов. Наш огромный боевой опыт офицеров спецназа Главного разведывательного управления не понадобился в эпоху перманентных реформирований армии по весьма прозаичной причине — мои и моего друга политические взгляды не соответствовали той либеральной вакханалии, что устроили в нашей стране люди, по какому-то недоразумению оказавшиеся во власти. Но с другой стороны я прекрасно понимал, что генерал Климов в своих рассуждениях абсолютно прав.
— Клим, ты понимаешь, что мы люди негосударственные, и наша незаконная деятельность будет подпадать под Уголовный кодекс страны пребывания. В случае нашего ареста мы не будем находиться под защитой дипломатического статуса. Ликвидация даже террористов — убийство! Или нам президент выдаст лицензию на данный вид деятельности? — прервал я затянувшуюся паузу. — Тут подумать надо, крепко подумать!
— Подумайте, но только не затягивайте с ответом! — попросил Климов. После этого он встал, давая тем самым понять, что наша встреча закончилась. Я взглянул на часы. Действительно, прошло уже два часа.
Почти весь обратный путь из Москвы на дачу мы с Сокольниковым промолчали. Каждый думал о предложении, сделанном нам заместителем директора Федеральной службы безопасности. Выходя из машины, я вопросительно посмотрел на Сокольникова. Он на мгновение закрыл глаза и чуть кивнул. Мне было этого достаточно. Я набрал на мобильном телефоне номер генерала Климова и, когда тот ответил, сказал всего одно слово: «Согласны!»
* * *
Через пару дней мы вновь встретились с заместителем директора ФСБ в его кабинете. Генерал Климов был очень доволен тем, что получил от нас «добро» и потому пребывал в отличном настроении.
— Ребята, сейчас мы едем в Администрацию президента на Старую площадь.
— На встречу с самим? — При этих словах Сокольников многозначительно поднял глаза к потолку.
— Нет, Дима! Поедем к представителю президента в силовых структурах — генералу Крикунову.
— Значит так, мы отсюда никуда не поедим! Зачем нам толкаться по коридорам администрации, сидеть в приемной, секретари, помощники, референты и прочий люд — это ведь лишние глаза и уши. Тем паче что там тебя знают. Разговоры пойдут, вот, мол, замдиректора ФСБ, курирующий антитеррористическое направление, привез с собой двух неизвестных. Сидели в кабинете, шептались. А так как президент официально уже озвучил свой приказ: найти и уничтожить, то не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы сообразить, кто мы и для чего приезжали. Короче, повторяю еще раз, что мы не поедем к генералу! — заявил Сокольников.
— Димка прав! — поддержал я друга. — Как-никак мы должны будем работать за пределами нашей страны нелегально, а столь щекотливое задание требует максимального соблюдения законов конспирации.
— Хорошо! — после короткого раздумья буркнул Климов.
Он направился к столу и, тяжело вздохнув, снял трубку с одного из множества телефонных аппаратов. На какое-то мгновение он в нерешительности замер.
— Клим, что случилось? — не удержался Сокольников. — Ты заместитель директора ФСБ, а ведешь себя….
— Эх, Дима, — усмехнулся генерал, — не пришлось тебе бывать в чиновниках. У них свои правила. Кто ближе к телу, тот и главный.
— Дожили! — хмыкнул в ответ мой друг. — Ладно, только ты не прибедняйся! Скольких ты председателей и директоров пересидел? Давай звони! К Крикунову мы не поедем. Пусть оторвет свою начальственную задницу и сам приедет. Ведь ему президент поручил координировать взаимодействия спецслужб?
Генерал Климов набрал номер.
— Приветствую вас, Николай Петрович! Это генерал Климов беспокоит. У нас встреча назначена ровно на двенадцать. Но думаю, что вам надо бы подъехать ко мне… Что, что? — Климов замолчал, и по мере того как он слушал своего собеседника, его лицо стало наливаться кровью.
— Ребята! — обратился он к нам. — Простите, бога ради, не могли бы вы на минуту выйти в приемную?
Я понимающе кивнул. Мы поднялись и вышли из кабинета. В приемной никого не было. Из-за плотно закрытой двери доносился голос замдиректора ФСБ. Разговор с представителем президента велся на повышенных тонах, но слов разобрать было невозможно, хотя понять, о чем шла речь, не представлялось таким уж трудным делом. Через пять минут дверь кабинета открылась и генерал Климов пригласил нас войти.
— Извините, что попросил выйти, но не хотелось, чтобы вы присутствовали при моих переговорах. Это не самое приятное в службе, — сказал Климов. По его лицу было видно, что разговор с представителем президента был тяжелым и неприятным. — Через полчаса обещал быть. Пойду вниз, встретить представителя президента.
Ждать долго не пришлось. Мы инстинктивно обернулись на шум открываемой двери. В кабинет входили генерал Климов и представитель президента.
— Здравствуйте, господа! — вместо привычного «товарищи» сказал представитель президента. — Генерал Крикунов! — представился он.
