Роберт жутко стонет. Иванна дулом пистолета упирается ему в живот. Пятно расползается быстрее.
Иванна слегка поворачивается:
– Надежда, стой, где стоишь. Бежать не стоит. Бежать некуда, так ведь?
– Я умираю, – говорит Роберт.
– Может, помолиться? – Иванна хихикает. – Или коммунисты даже перед смертью не молятся? Зачем вам тогда бог? Что вы с ним собирались делать?
– Помоги мне, – просит Роберт.
– Обязательно. Мы даже эксперимент проведем. В полевых условиях, – она встает, подходит к распахнутой двери, шарит там и возвращается с приемником в руках.
– Ничего, что «Стратосфера»? Устаревшая модель, но для переноса в самый раз. Ты понимаешь, для чего это? – Иванна поворачивается к Надежде, показывает ей приемник. – Тут ведь у нас не город, а сплошное переселение душ. Веришь в бессмертие души?
Не делай этого, Надежда смотрит на Иванну.
– Когда начались первые эксперименты? – спрашивает Иванна у Роберта. – Задолго до меня? Еще никакого города не было, одна «шарашка». И полигон. Как его там? Полигон изучения атмосферных явлений и глубокого зондирования. Обожаю глубокое зондирование! Ты ведь знаешь о башне? – опять к Надежде. – Все о ней знают!
Иванна крутит настройку приемника.
– Всегда хотела вновь оказаться в шкуре умирающего. Наблюдать мучения мучителя со стороны – это как в театре. Хоть и первый ряд, но не сцена же.
– Ты сумасшедшая, – шепчет Роберт. – Но это хорошо… очень хорошо…
– И не надейся, – улыбается Иванна. – Здесь ты не окажешься, – хлопает себя по груди. Мокрые шлепки по потному телу. – Хотя в этом есть противоестественное, согласись. Не случайно все живущие здесь гниют заживо. Последствия того самого глубинного зондирования? Ясно и ежу.
– Иди сюда, – поворачивается опять к Надежде. – Поможешь.
– Не ходи, – набираюсь смелости. – Она чокнутая.
– Думаешь, я чокнутая? Ха-ха. Правильно думаешь. Сколько их во мне побывало – таких же чокнутых? А? – Иванна пинает Роберта, и тот стонет. – Я его буду пинать, пока ты мне не поможешь.
Надежда идет к ней. А я что могу сделать?
Иванна хватает ее под руку и говорит:
– Вот это Роберт Мерзон, резидент Спецкомитета в Дивногорске, которому на роду написано сдохнуть от пули в животе. Он много чего знает, но через несколько минут будет уже всё равно. И это жалко. Явки, пароли, тайники. Всё, как в шпионских фильмах, да? А вот это – «Стратосфера», приемник. То есть не приемник, конечно, а тэпэдэ – трансперсональный движок. Про телепатию в фантастике читала? То же самое, только с неприятными последствиями. А вот ты… Хотя ладно, о тебе потом. Так вот, я сейчас включу этот движок, а твоя задача – держать меня на мушке. Понятно?
Иванна сует пистолет Надежде в руку, шарит под матрасом и достает какие-то металлические кольца.
– Оп-ля! Наручник. Для страховки. Чтоб не дергался.
Она защелкивает одно кольцо на руке, а другое на трубе. Садится около батареи. Жуткая.
– Всё будет хорошо, подруга, – подмигивает Надежде, которая стоит с пистолетом. – Поехали!
Лицо ее пустеет. И я немедленно вспоминаю, что видела такое. А Роберт начинает хрипеть еще страшнее.
– Сучка, сучка, сучка…
Не сразу понимаю кто это, и только потом вижу шевелящиеся губы Иванны. Она отползает от батареи, но цепь не дает.
– Дай пистолет! Дай сюда пистолет, гадина!
Надежда роняет оружие, ноги подгибаются, она садится на кровать. Смотрит на Роберта, который возится в луже крови, как оса, прилетевшая на мед.
Мой черед. Мой выход. Я подхожу к Надежде, беру под локоть.
– Надо идти. Пожалуйста.
В школьной форме она похожа на мальчика. Мальчик плачет.
– Закрой глаза, – говорю, и она слушается.
Поднимаю с кровати, отпинываю пистолет подальше, тащу за собой.
– Это сон. Кошмарный сон. Сейчас мы вернемся домой. Мы выйдем отсюда и пойдем домой. И забудем обо всем. Обо всех.
Бормочу чушь. Сама понимаю, но не останавливаюсь. Потому как бормочу ее не для Надежды, а для себя. Прочь. Прочь. Вниз по лестнице, сквозь яркие полосы света, которые пронзают изъеденный лепрой дом, к выходу, к свободе.
Солнце ослепляет. А мне казалось, что мы никогда его не увидим. Как во сне, где мы с Надеждой оказались в пещере, откуда нет выхода.
9
Сижу на корточках и с аппетитом грызу ногти. Поддувает ветерок. Приятно. Приходит дурацкая мысль – Надежде не понять, она в брюках. Иванна, конечно, чокнутая, но изукрасила Надежду так, что Маманя не узнает. Сама еле узнаю – мальчишка мальчишкой. Симпатичный. Чересчур. Форма только великовата, но это даже лучше – скрывает то, чего у мальчиков быть не должно. Мне нравится. Вытягиваю травинку и грызу сочный кончик.
«Буревестник» выглядит как обычно. Только на двери мастерской табличка «Закрыто». На втором этаже горит свет. Хотя на улице светло. Иногда кто-то подходит к окну и отодвигает занавеску. Чуть-чуть. Потом задвигает. Всё выглядит как обычно. Примерно так же, как сыр в мышеловке. Нам, конечно, влетит. И от Мамани. И от Папани. И даже Дедуня с Дядюном веское слово скажут. В наказательно-хлестательном смысле. Мол, драть таких надо как Сидорову козу. А Маманя скажет, что видала она таких дральщиков на своем веку, которые и пальцем ребенка тронуть боятся.
На самом деле я себя успокаиваю. Идти домой не хочется. Потому что внутри притаилось такое, чему по малости лет и названия не знаешь. О чем там Мерзон говорил?
Плюю на траву. Ноги затекли. Хочется встать и потянуться. А еще лучше – лечь в кровать. И опять в голову лезет Иванна и то, что она делала с Надеждой. Хотела сделать, поправляю себя. Будто это что-то сильно изменит. В голове – куча вопросов. Но сдерживаюсь. До поры, до времени.
Он говорил правду?
– Кто? – переспрашиваю и только потом понимаю. – Вряд ли. Они все там чокнутые.
Тогда пойдем?
– Нет, – говорю, – еще посидим. Посмотрим.
Храбрюсь. Не знаю, что делать. И никак не могу придумать. Хочется сказать – ты у нас теперь мальчик, вот и думай, решай. Если бы так было проще. Она такое нарешает! Но я не лучше. А по-честному – мне страшно. Мы по уши заляпались. Теперь сидим, как нашкодившие котята. Поджав хвостики, прижав ушки. Но котятам проще – через минуту они всё забудут и примутся играть. У меня же перед глазами – Огнивенко. И Иванна. И обе голые.
Редкие машины. Девушка стучит каблучками. На мгновение мне чудится, но высокая прическа рассеивает чудо – не она, случайная прохожая. Потом проезжает поливалка, шофер крутит баранку, объезжая самые глубокие выбоины, на дне которых плещется вода после вчерашнего затопления. Доносится музыка – «Нежность».
