— Ответь, Утюг, — раздраженно бросил авторитет.
— А это не мой, шеф, — покосился на него водитель. — У меня другая музыка. Эта, как ее? Которая на конфетах.
— На конфетах? — Босс приподнял бровь. — Моцарт, что ли?
— Во-во, он самый.
— Так и не мой, — проскрипел Слон. — Валек, у тебя, что ли, мобила играет?
— Нет, — профессор завертел головой, — мой телефон где-то потерялся…
— Так я знаю, чья это труба! — оживился Утюг. — Это гада Цибули мобила! Вон она, под сиденьем валяется.
— Опа! — Слон протянул руку и поднес телефон к уху, сделав попутчикам знак не издавать ни звука.
— Цибуля, сучий потрох, ты где пропал? — донесся из трубки раздраженный голос. — Ты что же, гад ползучий, нас перед Холодильником подставил?
— Ты, что ли, Штырь? — Слон понизил голос.
— Ну, я! А ты чего шепчешь? У тебя там кто-то рядом стоит? Ты что, не можешь разговаривать?
— Да нет, просто пива холодного выпил и охрип.
— Ты смотри, еще раз так меня кинешь — дискантом запоешь! Что ты нам за пургу насчет морга нагнал? Мы как два лоха ночью туда притащились, все перевернули, жмуриков конкретно переполошили — и ни фига! Теперь Холодильник нас крайними назначил, всех собак на нас спустил.
— Ты на меня не кати, — прошипел Слон, — это я и сам умею. Сами с Пельменем все дело завалили, а кто-то у вас теперь виноват? Я вам конкретную наводку дал! Эта вещь в морге была, только по всему видно, что кто-то там до вас побывал.
— Кто там мог побывать? Снова, Цибуля, пургу гонишь! Если только ты сам кому-то натрепал.
— Ты меня что, за лоха держишь? — взорвался Слон. — Это вы с Пельменем как конкретные лохи умудрились среди бела дня на Петроградке человека потерять.
— Почему на Петроградке? — удивился Штырь. — Совсем даже не на Петроградке, а на Конногвардейском.
— Возле ресторана, что ли?
— Да нет, на другой стороне. Там еще доска на стене, мужик какой-то в шапочке, прямо рядом с подъездом. Только там второй вход со двора, мы и прокололись… Эй, Цибуля, а ты что это все расспрашиваешь? — насторожился Штырь.
— Только мне и дела, что тебя расспрашивать! Своих проблем хватает! Ладно, некогда мне с тобой терки тереть. Узнаю что — перезвоню. — И Слон нажал на отбой. — Давай на Конногвардейский! — велел он Утюгу.
— Мы же к себе собирались, — обернулся Утюг. — Хоть бы пожрать чего…
— Некогда, — отмахнулся Слон. — Сейчас надо Штыря с Пельменем опередить, пока они не раскачались. Так что давай гони на Конногвардейский.
— Я как раз там живу, — обрадовался профессор. — Может, все-таки заедем к Кате, успокоим ее?
— Слушай, Валек, — раздраженно оборвал Слон, — не начинай, а? Я же тебе ясно сказал: домой тебе сейчас нельзя.
Валентин Петрович надулся и замолчал.
Вскоре машина выехала на Конногвардейский бульвар.
— Напротив ресторана, — бормотал Слон, вглядываясь в фасады домов. — Ну-ка, Утюг, езжай помедленнее! Он сказал, что на доме должна быть доска — мужик в шапочке…
— Так это наш дом, — снова подал голос профессор. — На нем мемориальная доска известному синологу академику Виноградскому, который здесь жил. Вон тот дом, следующий.
Слон подозрительно покосился на профессора, потом взглянул на мраморную доску.
— Правда, мужик в шапочке. Академик, говоришь? А тебе тоже такую доску сделают?
— Еще неизвестно, — засмущался Валентин Петрович. — Мой вклад в мировую науку не так велик, и потом, такие доски делают только посмертно… Поскольку мы все равно рядом, можно, я зайду успокоить жену?
— Валек, прекрати, — проворчал авторитет, — возьми себя в руки. Мы же сюда не просто так приехали, а по важному делу. Паркуйся в сторонке, Утюг! Нам вон в тот подъезд нужно, который рядом с доской.
— Так это как раз мой подъезд! — обрадовался профессор.
— А квартира у тебя на каком этаже? — подозрительно прищурился авторитет.
— На пятом.
— Вот блин! Штырь сказал, что Минский как раз на пятый зашел. Только он сказал, что там женщина живет…
— Так это она, Катя!.. — Валентин Петрович схватился за сердце.
— Выходит, и правда придется нам к тебе в гости зайти, — задумчиво протянул Слон.
— Слава богу! — с облегчением вздохнул профессор.
Помня Жаннины уроки, Катя с самого утра заняла стратегическую позицию у входа в мини-госпиталь.
Она приготовилась к длительному ожиданию, но дверь довольно скоро отворилась. В коридор вышла пожилая нянечка. Перед собой она катила металлическую тележку с постельным бельем.
— Тетенька, можно вас на минутку? — громко прошептала Катя из своего укрытия.
— Ой! — Нянечка схватилась за сердце. — Как ты меня напугала! Спряталась, выскочила… Разве ж можно так людей пугать? Это ж нарушение техники безопасности! Так и до инфаркта недалеко или до другой какой болезни. Болезни, они, знаешь, все исключительно от нервов, если, конечно, не от чего другого. А пожилому человеку много ли надо?
— Извините, тетенька! — Сейчас Катерина была сама любезность. Из потертого кошелька она торопливо вытащила сложенную вдвое сторублевую бумажку. — Я совсем не хотела вас напугать. Просто у меня здесь муж лежит, а у вас в отделении карантин. Никого не пускают, даже передачи не принимают… Я думала, может, вы мне поможете?..
— Почему бы не помочь. — В голосе нянечки зазвучало сознание собственной значительности. — Людям надо помогать, особенно тем, кто с пониманием… — Она ловко прибрала сторублевку. — А который, к примеру, твой муж?
— Кряквин, Валентин Петрович, — выпалила Катерина, — с пневмонией здесь.
— Кряквин? — Лицо нянечки вытянулось и побледнело. — Валентин, говоришь, Петрович? Это который из второй палаты? Что же ты сразу не сказала?
— Ой! — На этот раз Катерина схватилась за сердце. — Что с ним, тетенька? Скажите скорее, не мучайте! Ему плохо? У него ухудшилось состояние?
— Не то дело, что плохо, — вполголоса забормотала нянечка, пригнувшись к Катерине, — и состояние тут не касаемо. А только палата та нехорошая. Сперва один пропал, потом другой…
— Кто пропал? Откуда пропал? — окончательно переполошилась Катя. — Да не томите, объясните толком!
— Говорят тебе: пропадают люди из той палаты. По всему видать, нехорошо там. Прошлой ночью сосед его, Хоботов, серьезный такой мужчина, основательный… С вечера был, а утром — как корова языком слизала! А сегодня и твой пропал. А самое что удивительное — в морге лишний человек обнаружился!
— Боже мой! — Катя позеленела, отступила к стене и стала медленно сползать на пол.
— Ах ты, господи! — засуетилась нянечка. — Вот так делай людям добро, помогай им, а потом самой же расхлебывать…
