Помогло, в голове наконец прояснилось, и она твердо поняла одну вещь: ей непременно нужно разобраться в этой запутанной истории. В противном случае она не сможет спать спокойно. Потому что даже если допустить, что тот фальшивый полицейский Крошечкин умудрился остаться целым и невредимым после встречи с жутким бородатым орангутангом, то уж сам орангутанг рано или поздно ее настигнет. И лучше не думать, чем закончится эта встреча. А как быть? Не в полицию же жаловаться.
Вот что скажет ей капитан Ненароков?
Прищурится, посмотрит с легким презрением и прочитает лекцию о том, что нельзя садиться в машину к незнакомым мужчинам. И сочтет все ее рассказы о похищении бредом напуганной женщины. Рехнулась маленько от страха, вот и придумывает невесть что. Еще предложит успокоительного попить. Нет уж, сами разберемся, подумала Настя и решительно пригасила в душе всякую неуверенность.
Для начала нужно кое-что вспомнить. Этому злодею, что собирался пытать ее сывороткой правды, она сказала, что в доме ничего не осталось от прапрабабки. Но следует в этом убедиться, возможно, она просто не помнит или не знает.
Настя вышла в коридор и задрала голову. Там, под самым потолком, виднелась маленькая деревянная дверца, которой были закрыты антресоли. Ох уж эти антресоли в старых квартирах! Чего только туда не пихают жильцы!
Настя вздохнула и поняла, что придется идти к соседке за стремянкой. Зоя Васильевна была дома и приняла Настю, как всегда, приветливо, но сдержанно.
— Хочу антресоли разобрать, — пояснила Настя свою просьбу, — генеральную уборку сделать нужно.
Зоя Васильевна согласилась, что дело полезное. Закрывая за ней дверь, Зоя Васильевна помялась, но все же сказала:
— Я тут третьего дня Сергея во дворе встретила.
— Да, правда, заходил он кое-что забрать! — мгновенно отреагировала Настя.
Она вовсе не собиралась рассказывать соседке всю историю их встречи с Сергеем. Третьего дня — значит, как раз в тот день, когда на нее те двое уродов напали, стало быть, Зоя не знает, что Сергей вчера приходил и ночевал у нее. Собственно, ничего такого, Настя — взрослая женщина и не собирается ни перед кем отчитываться, однако она сама еще не разобралась в своем отношении к бывшему мужу. Некогда ей, тут столько всего случилось.
Зоя Васильевна поглядела на Настину закрывшуюся дверь и вздохнула. Сказать или не сказать ей, что она видела бывшего ее мужа в компании двух отвратительных индивидуумов? Она не слышала, о чем был разговор, но со стороны выглядело все так, будто были они знакомы. Настя — славная девушка, выросла у нее на глазах, и ясно, что у нее-то не может быть ничего общего с теми двумя. А вот бывший ее муж Зое Васильевне в свое время не очень нравился, была в нем какая-то червоточинка. Но кто ее спрашивал?
Жаль будет, если они снова сойдутся. Но — не ее это дело, не следует вмешиваться, все равно Настя ее не послушает.
Настя с трудом открыла дверцу антресолей и едва не свалилась со стремянки, потому что на нее тут же вывалились пыльные куски обоев, оставшихся от ремонта. За обоями стояли банки с краской, потом — мешок с каким-то барахлом, потом — потертый кожзамовый чемодан, где, как она помнила, лежали ее старые коньки и детские рисунки, сохраненные мамой.
И наконец, в самом дальнем углу стояла обычная картонная коробка, аккуратно перевязанная бечевкой, на которой красным фломастером было выведено: «Бабушкины вещи». Это мама, уезжая в свою Бельгию, так сделала. Ты, говорила, замуж выйдешь, в доме чужой человек появится, которому до нашей семьи и дела нет. Потихоньку все на помойке окажется. А так будет себе лежать на антресолях, никому не мешает, глядишь, и сохранится.
Настя с трудом выволокла коробку на пол и разрезала бечевку. Сверху лежала папка с эскизами бабушкиных костюмов. Вот «Золушка», Настя в детстве столько раз смотрела этот спектакль. А вот «Буратино», костюмы деревянного мальчика, и дрессированного пуделя Артемона, которого играл человек, и Пьеро, а Мальвина…
Ну да, волосы голубые, а лицо ее, Насти, она даже помнит ту фотографию, где ей шесть лет. Так же стоит у зеркала, головку набок склонила… Разумеется, бабушка была очень талантливым художником, это все признавали.
Настя наскоро перебрала эскизы. Не только костюмы — вот домик черепахи Тортиллы, вот костюмы к какой-то сказке Гоцци, вот камзол герцога из «Двенадцатой ночи». И записано, какая ткань, тут — бархат, тут — кружева белые, тут — вельвет, тут — цветной сатин… Рисунки мягким карандашом аккуратно проложены папиросной бумагой, чтобы не стерлись.
Дальше в руки Насти попал альбом для фотографий. Опять-таки помнит она его с детства, даже и не думала, что он тут лежит. Альбом был большой, тяжелый, с металлическими застежками, обтянутый пыльным малиновым плюшем. Настя осторожно открыла альбом. Карточки там вставлялись в специальные прорези, некоторые были больше и лежали просто так.
Первой лежала старая фотография, прекрасно сохранившаяся. Плотная бумага, похожая на картон. Фотография была семейная. Солидный мужчина с аккуратной бородкой сидел в кресле, рядом с ним — очень красивая женщина в дорогом, но строгом платье с высокой сложной прической. На руках у нее — ребенок лет пяти, девочка. А сзади стоит еще одна, почти взрослая девушка, похожая на мать. Длинная коса, шелковый бант на затылке.
«Петербург, фотография Ротгауза, 1895 год», — было напечатано наверху красивым наклонным шрифтом.
Настя перевернула фотографии. Там, бабушкиным почерком, карандашом, было написано: «Семья Облонских, дочери Аглая и Анастасия».
Вот, значит, прапрабабка, убегая из революционного голодного Петрограда, все же прихватила семейную фотографию. А надписала ее уже бабушка, гораздо позже, надписала для потомков, чтобы помнили свои корни.
А вот еще один снимок. Те же две сестры. Младшая, Аглая, уже постарше, лет восьми, Анастасия же совсем взрослая. Прическа, платье нарядное, и надпись сзади полувыцветшая: «Асенька закончила Смольный институт».
Вот как, стало быть, в семье ее тоже звали Асей.
Настя перевернула страницу. А тут-то… Большая групповая фотография. Народу много, все такие солидные, официальные. Мужчины в парадных мундирах при орденах и регалиях, женщины в длинных красивых платьях, прически высокие сложные.
А кто это в середине сидит? Да это же царь Николай Второй! Точно, Настя в школе портрет его видела где-то. И фильм «Агония», там артист очень похоже загримирован. А рядом с ним, значит, государыня императрица. Ну, так, ничего себе…
Вокруг, значит, приближенные стоят. Мелко очень, а так наверняка Анастасия Облонская тоже тут есть. Иначе с чего бы эта фотография хранилась в семейном альбоме.
Вот, значит, как. Значит, ее родственница была-таки особой, приближенной к императору, как говорил герой известного романа. И вполне могли ей доверить тайну сокровищ. Ну да, чисто теоретически это можно допустить. Но ведь прошло сто лет! Так чего сейчас хотел этот ненормальный тип от нее, Насти? Она понятия не имеет ни о каких сокровищах, и точно знает, что ее родные тоже ничего не знали. Может, этот фальшивый Крошечкин просто псих? А кто тогда тот орангутанг?
