— О, вы уже шутите! — губы инвалида сложились в некое подобие улыбки. — Это хорошо! Это большой шаг вперед! Это значит, что вы готовы к сотрудничеству! Но надеюсь, что вы понимаете — кормить вами мои растения совершенно не выгодно, вы мне слишком дорого обошлись! Мухи куда дешевле…
— Так зачем я вам нужен? Для каких-нибудь изуверских экспериментов?
— Ну, что вы! За кого вы меня принимаете? За какого-нибудь сумасшедшего садиста?
Сергей не сказал, что именно так он и подумал.
— Так все же зачем?
— Меня, собственно говоря, интересуете не вы. Меня интересует ваша жена… ваша бывшая жена.
— Анастасия? — Сергей не смог скрыть свое удивление. Кому могла понадобиться эта серая мышка?
Точнее, за эти два последних года он привык называть так свою бывшую жену. Так ему было проще — считать ее невидной, тихой, заурядной, некрасивой и неуспешной. Никого не интересующей, бесцветной, как белесая моль…
Раньше он тоже считал ее заурядной и глуповатой. Внешне ничего особенного, но не уродина, конечно, тихая такая, молчаливая, скандалов не устраивает, не пилит, денег много не требует.
Она ему понравилась поначалу, опять же квартира своя, он и женился. И не жалел, в общем, об этом шаге, с Настюхой можно было ладить. С ней было просто.
По крайней мере, поначалу. Если в чем-нибудь провинился, как в первый раз с игрой, всегда можно было ее убедить, заболтать, засыпать словами, прощения попросить, сказать, как он ее любит и, ради нее готов на все. В общем, все такое прочее.
Она слишком легко согласилась простить его в первый раз, когда он проиграл машину. Он тогда и правда хотел завязать, порвать с игрой навсегда. Ведь она смотрела на него такими глазами, в которых отражалась такая боль…
Он продержался несколько месяцев, окунулся в работу, даже начал откладывать деньги на новую машину. А потом снова все проиграл. Хорошо, что не сказал Насте насчет отложенных денег, хотел сделать сюрприз на день рождения. Она утром проснется, поглядит в окно — а там машина стоит.
И вот все проиграл, и о ее дне рождения забыл, даже букет не принес.
Конечно, она все поняла, только он догадался об этом слишком поздно. Он-то пока затих, призанял денег по мелочи, рассчитался с неотложными долгами, а там все пошло по-прежнему. Чтобы усыпить бдительность жены, он даже стал заговаривать о ребенке. Она несколько оживилась, и он успокоился.
А через некоторое время снова сорвался. И понял, что это навсегда, что не может он с собой совладать, что игра — это единственное, что его волнует. А на все остальное ему плевать.
И он ходил и ходил играть, пока долг его не вырос до огромных размеров и не пришли к нему домой те трое бандитов, присланных Николаем Николаевичем.
Они избили его еще в прихожей, избили несильно, так что он смог встать и увидеть, как в комнате Вася Беленький приставил нож к горлу его жены.
Где-то в глубине души Сергей понимал, что убивать ее они не станут, им нужно запугать его, Сергея, но с другой стороны, этот псих с белыми глазами сможет и сорваться с катушек. И что тогда делать? Они-то, конечно, отмажутся, а он…
И он испугался по-настоящему, отдал им все деньги, что были в доме, а потом привел Настю в сознание. Он испытывал огромное облегчение, что эти люди ушли. Раз они дали ему отсрочку, они не станут его убивать. По крайней мере, пока.
Он думал, что успокоить жену, уболтать ее будет легко, как в прошлый раз. Но эта стерва выгнала его из дома, за полдня все провернула. Получается, что есть у нее и решимость и характер. Но об этом Сергей предпочел не думать, он вообще забыл о бывшей жене. Не до того ему было.
— Так зачем она вам? — повторил он вопрос.
— Это тебя не касается, — тщедушный человек в кресле нахмурился и слегка повысил голос.
И тотчас один из доберманов тихонько рыкнул и обнажил внушительные клыки. Сергей вздрогнул и ощутил, как веревки впились в тело. Стоит этому типу только приказать, как эти зверюги растерзают его на части…
— Не бойся, — усмехнулся его собеседник, — до этого дело не дойдет, если не будешь задавать глупых вопросов. Я ведь за тебя приличные деньги заплатил, хоть ты их и не стоишь. Итак, что тебе известно о твоей бывшей жене?
— Ну-у… мы с ней не общаемся, но через общих знакомых я кое-что… живет она в той же квартире, замуж не вышла, вроде бы никого у нее нет сейчас…
— Пустое все, — поморщился человек в инвалидном кресле, — вот что ты знаешь о ее семье?
— О семье? — удивился Сергей. — Да нет у нее никого, мать за границей жила, в Бельгии, кажется, со вторым мужем, отец умер, что ли, во всяком случае, ничего о нем неизвестно.
— А бабки-прабабки? — нетерпеливо прервал его тщедушный тип, жадно сверкнув глазами.
— Прабабки? — Сергей взглянул на него в полном удивлении — шутит он, что ли, кого интересуют чужие прабабки, но перехватил грозный взгляд второго добермана, который переступил с лапы на лапу и тоже тихонько рыкнул.
Какие уж тут шутки.
— Не знаешь, значит, — подытожил человек в кресле, — ох, Сережа, пустой ты человек, ни для чего не годишься, ничего не можешь, ничего не умеешь, ничего не знаешь…
И вроде бы сказал он это не зло, и Сережей назвал, и на «ты», а Сергею стало еще страшнее.
— Она говорила, — заторопился он, мучительно выискивая в голове хоть крупицу сведений, хоть что-то ценное, — говорила, что из какой-то семьи такой, дворянской, что ли. Сейчас многие насчет этого врут, так что я не очень верил.
— А зря, — наставительно произнес его собеседник, — зря не верил. Потому что это правда.
— Зачем тогда спрашиваете, если сами все знаете! — брякнул Сергей и тут же пожалел об этом, потому что теперь оба добермана рявкнули в унисон. И облизнулись, и шагнули к нему еще ближе, так что он почувствовал на себе их дыхание.
— Если бы я все знал, то и тебя бы не выкупил, — человек в кресле сверкнул глазами, хотя голос был по-прежнему спокоен. — Без тебя бы обошелся. Так что говори, говори, если жить хочешь — было у твоей жены в доме что-то от прабабки? Ну, записи какие-нибудь, фотографии, может, книги…
— Н-нет… никаких фотографий я не видел… ни фотографий, ничего другого…
— А книг ты вообще никогда не читал, — с грустью констатировал человек в кресле, — об этом и спрашивать не буду.
— У нее были сережки! — осенило вдруг Сергея. — Она говорила — старинные, с изумрудами, от прабабки достались, так и передавались от матери к дочери. Фамильная, говорила, вещь.
— Так-так… — оживился тщедушный, и даже руками чуть пошевелил, — и что сережки?
— С виду не очень ценные, изумруды маленькие, а вокруг бриллиантики крошечные совсем. И не поймешь, какой металл, не то серебро, не то еще что, пробы нет…
