Муса продолжал:
— Ученик нагрузил в лодку пустых бутылок, и они отправились. «Здесь», — сказал рабби. Мой племянник взял одну из бутылок и сунул в глубину.
— Подожди, я должен помолиться.
И представляешь себе, по мере того как он молился, источник начал подниматься к поверхности, затем встал над водой небольшим фонтаном, и ученику оставалось только подставлять горлышки под чистую струю. «Скорее, скорее, — торопил рабби, — я задержал дождь!» И действительно, сильнейший ливень разразился, едва они пристали к берегу. А источник Мирьям тем временем опустился понемногу и ушел на дно.
— Сам не знаю, нужно ли верить всему этому, но племянник мой честный малый, с чего бы ему вдруг врать, — так окончил свой рассказ Муса Хатаб.
Сам я могу добавить к этим рассказам только сообщение о том, как объяснили сотрудники все той же лаборатории факт неожиданно крупных уловов рыбы, которые принято считать чудесными. Оказывается, летом, то есть с мая по октябрь, вода в нашем озере расслаивается. Та, что вверху, тепла и богата кислородом, нижняя — напротив, холодна и вместо кислорода содержит сероводород с дурным запахом. Когда дует ветер с запада, а это бывает почти каждый день, он сгоняет верхнюю воду на юго-восток. Чтобы скомпенсировать это явление, нижняя вода должна подняться на северо-западе почти к самой поверхности. Но рыба такой воды не выносит, она не может в ней жить и потому собирается в большие плотные стаи на малых участках, там, где кислорода еще достаточно. Это и может привести к чудесным уловам.
Однажды начальница нашей лаборатории — Колетта Сарруйа, женщина блестящая — ораторствовала на данную тему перед группой иностранных посетителей.
— Мы, — говорила она, — объяснили многие евангельские чудеса, вот эти самые уловы. Единственное, чего мы пока не объяснили, это факт хождения по водам. Мы пробовали заняться изменением удельного веса воды, но ничего пока не добились.
Она, конечно, так шутила.
— Колетта, — сказал я, когда иностранцы удалились, — для этого нужно бы поменять свой удельный вес.
Но она меня не поняла.
Раз уж речь зашла о Колетте, передам разговор, который состоялся у нее с одной из коллег из Южной Африки. То была особа умная, почтенная, в летах, с чуть тяжеловатой осадкой, Колетта же — легкая, тощая, длинная. И вот они разговаривают. Колетта сообщает о случаях холеры, с которыми ей приходилось сталкиваться. Дама из ЮАР выслушивает, кивает и отвечает:
— Знаете, холеры у нас не бывает. У нас довольно часто случается чума.
А между прочим, крабы, те тоже не любят сероводорода и, спасаясь от глубинной воды, забираются по стволам пальм у нашего берега на высоту метров пятнадцать.
Видение павлина
Ехал я как-то в такси из Тивериады на запад. Водитель был вульгарно болтлив, все время молол непристойности.
— А ты откуда? — вдруг спрашивает он меня.
— Из России, — отвечаю. — А ты откуда?
И тут же пожалел, что не промолчал.
— Угадай, — говорит шофер.
Пришлось мне гадать. Называю подряд несколько областей и государств Восточной Европы. Все неверно. Наконец приходит в голову:
— Из Турции…
— Будь я из Турции, ты бы сзади у меня не сидел, — ответствует мне этот остроумец.
Так я впервые услыхал молву об особой репутации турок.
Мне пришлось вспомнить об этой беседе значительно позже и совсем при других обстоятельствах. Но прежде нужно сказать немного о язидах.
Говорят, они поклоняются дьяволу. Пушкин (мы часто возвращаемся к этому поэтическому имени), когда путешествовал в Арзрум, беседовал с ними. Он хотел разузнать правду об их вере. Глава местной общины язидов, уродливый (так по словам поэта) человек в красном плаще, отвечал, что веруют они во единого Бога, но ругать дьявола считают неприличным, ведь тот уже пострадал и будет прощен. Пушкина такой ответ удовлетворил.
В другом месте мне удалось прочитать о язидах подробнее. Оказывается, дьявол, по их мнению, уже прощен и восстановлен в достоинстве главы ангелов. Он покаялся. В рай же дьявол проник в одеяньи павлина. Поэтому его зовут Малак Таус или Мелик Тавас, то есть Царь Павлин или Ангел Павлин. Одетый в перья, он соблазнил наших прародителей, а теперь является главой ангельской иерархии о шести ступенях, сам представляя высшую, седьмую, и правит вселенной, а Богу до созданного им мира никакого дела нет. Нет, по их мнению ни греха, ни ада. Проступки человека искупаются в последовательных перерождениях.
Всего язидов примерно сто тысяч. Считают, что среди них много курдов. Но курдов семь миллионов, в семьдесят раз больше, чем язидов, так что не эта странная вера есть причина неприязни к курдам и их неполных прав в Иране, Ираке и в Турции.
Курды жили всегда в этих местах. О них рассказывает Ксенофонт, излагая историю десяти тысяч эллинских воинов, отступивших на север к истокам Тигра после победоносной битвы с персами. Там кардухи, то есть курды, катили на них с высоких гор огромные камни. Позднее курдом был знаменитый Саладин.
Надо, однако, вернуться к павлину. Эта птица на Ближнем Востоке не редкость. Изображение павлина можно найти среди мозаик Гептапегона, на месте кормления пяти тысяч верующих. Бронзовые павлины во множестве стоят в саду веры бахай близ храма в Хайфе. Его золоченый купол на склоне немало содействует украшению города. Но в надписях у входа в сад говорится лишь о красоте павлина, а не о том, что он Царь или Ангел. Само слово «таус» греческое. Оно почти так же звучит и на арабском, и на арамейском, и на древнееврейском. На латыни павлин называется «паво». Как же будет он по-турецки?
Я усиленно размышлял обо всех этих предметах, будучи уже в Мюнхене, в конце декабря после полуночи, когда завершил вторую смену рабочего времени и собирался домой. В одно из последующих мгновений я услышал голос Рустама:
— Подвезти?
Рустам у нас присматривал за копировальной машиной. Он был из Азербайджана, древней Атропатены, недалеко от тех мест, где язиды. Во время войны попал в плен и остался в Германии. По-русски знал плоховато.
— Подвези, — отвечал я.
Идти до дому было недалеко, но погода прескверная: холод, ветер, дождь со снегом. Мы вышли во двор и сели в огромный автомобиль. Улица была с односторонним движением, поэтому нужно было свернуть под резким углом назад, проехать среди деревьев по трамвайной линии и дальше между садом и рекой, а там уже выйти на открытую дорогу. Старый Рустам с трудом поворачивал руль, мокрый снег залепил окна, почти ничего не видно, ни одного фонаря. Я спросил:
— Скажи мне, пожалуйста, Рустам, — ведь азербайджанский язык к турецкому близок, — как будет по-турецки павлин, эта птица, по-немецки фогель, знаешь, с большим синим хвостом, а на нем глаза?
— Пидарас-фогель? — отвечал Рустам.
