– Его чем? – Тот же оператор.
– Сужением крайней плоти, – просветил я его. – Вам повезло, что вы не знаете этого слова.
Смех в зале стал громче.
– Итак, вы гуглите «фимоз» и рассматриваете фотографии в Сети, чтобы понять, нормально ли развивается крайняя плоть у вашего сына, или нужно делать обрезание. А несколько недель назад вы согласились на выгодное онлайн-предложение и сказали себе «ладно, пусть еще не Рождество, но скотч такой дешевый, куплю-ка я про запас». И ко всему прочему ваш лучший друг пригласил вас и старых школьных приятелей в поход с палатками. И вот вы покупаете все, что необходимо для отдыха на природе, и уже радостно ищете в мобильных картах укромное местечко, где спокойно разобьете свой лагерь вдали от действующей на нервы семьи: детский пенис, скотч, убежище в лесу. Понимаете, куда я клоню? Вы не замышляете ничего противоправного, но ваш профиль вдруг идеально укладывается в схему. Неожиданно вы оказываетесь под прицелом программы, которую никто не контролирует. Все всегда думают, что защита данных – это противостояние между государством и гражданами. Не совсем в этом уверен, – сказал я. – Возможно, даже лучше, если государство будет контролировать эти алгоритмы, чем если они, как в случае с Иешуа, попадут в частные руки бесцеремонных, неразборчивых в средствах дельцов.
Это было смелое заявление, и я ожидал бурного протеста, особенно среди сторонников Эдварда Сноудена и противников АНБ, которых среди присутствующих наверняка было немало. Но пожилого мужчину в костюме во втором ряду справа интересовало совсем другое:
– Я не понимаю саму бизнес-модель. Как вообще можно зарабатывать деньги предсказанием преступлений?
– Очень просто. Вам всего лишь нужно думать на шаг вперед. – Я глотнул воды из приготовленного стакана и продолжил: – Если у вас программа, как Иешуа, то существует две возможности. Вы можете дорого продать данные соответствующим органам. Особенно большая прибыль там, где перевыборы шефа полиции зависят от уровня раскрываемости преступлений, как, например, в США. Но и наш министр внутренних дел может заработать очки, если сдержит предвыборное обещание и вдвое снизит количество преступлений.
Я сделал искусственную паузу, чтобы придать следующим словам больший вес.
– Или же вы запрограммировали Иешуа совсем с другой целью. И вовсе не хотите предотвращать преступления.
По залу прокатился гул. На меня обратились удивленные взгляды. Если вначале некоторые из нервно ерзающих на сиденьях гостей еще сомневались, стоило ли принимать приглашение уполномоченного по защите личных данных от Свободного университета и проводить свободную от лекций субботу, слушая доклад «критика Интернета» (как меня уже стали называть), то сейчас я завладел полным, всецелым вниманием каждого отдельного человека в зале.
– Просто представьте себе, что все крупные государства на Земле когда-то будут работать, тайно или официально, с такой программой, как Иешуа. Количество предотвращенных преступлений растет, программа становится все популярнее, люди доверяют алгоритму больше, чем собственной интуиции. И теперь у вас, программиста, в руках власть. Вы можете воспользоваться лазейкой в разработке и скрыть определенные прибыльные преступления, в которых сами хотите принять участие.
– Вы сейчас говорите о сообщничестве?
Молодой человек, выкрикнувший вопрос, был любезен и встал, чтобы я лучше его видел. Как и большинство в зале, он был в теплой зимней одежде, даже пуховик не снял. Со вчерашнего дня держались минусовые температуры, но кто-то, к сожалению, забыл на выходные включить в зале отопление. Пар изо рта пока не шел, но только пока.
– Абсолютно верно, – ответил я. – Приведу простой пример: Иешуа прогнозирует ограбление банка. Должно быть украдено много миллионов. Вы делаете так, чтобы это предсказание не появилось, и становитесь сообщником.
– И это не бросится в глаза? – спросил тот же молодой парень, правда уже садясь.
Я помотал головой.
– Никто не ожидает от Иешуа, что он распознает все преступления. Бросится в глаза, если предсказания Иешуа окажутся неверными. Но он, как правило, не ошибается.
Я услышал пищащий сигнал под кафедрой. Кто-то установил таймер, чтобы я знал, когда пора заканчивать. Я сложил свои записи и улыбнулся на прощание:
– Тогда я хочу поблагодарить вас за уделенное мне время. Если у вас остались вопросы, пожалуйста, присылайте их мне простой почтой, а не по имейлу. – Я уже собрался сказать «до свидания», как увидел женщину во втором ряду – она активно жестикулировала и махала мне, чтобы привлечь мое внимание.
– Да? – отреагировал я, совершив тем самым ошибку.
Женщина была слишком взрослой для студентки и слишком накрашена для неофициального повода. Ее уложенные волосы, расстегнутые верхние пуговицы блузки, улыбка как из рекламы зубной пасты – все в ней выдавало журналистку.
– Господин Роде, как дела у вашей дочери? – спросила она с невинным выражением.
В первом ряду, прямо перед моей трибуной, вскочил Тоффи, словно этот вопрос был постгипнотическим приказом, который вырвал его из глубокого сна. До этого он, и правда не шевелясь, смотрел на свои шлепанцы. И тут жизнь вернулась в его 90-килограммовое тело.
– Никаких личных вопросов! – закричал он, как будто был не только моим другом и адвокатом, но с недавних пор еще представителем по связям с общественностью.
Я успокоил его жестом. До тех пор, пока фотография Йолы не появилась в СМИ, возможно, даже неплохо, если мы сделаем публичное заявление, чтобы папарацци не пришло в голову подкарауливать ее по дороге в школу.
– Спасибо, у нее все хорошо, – ответил я женщине.
Тоффи схватился за голову и посмотрел на меня, словно я только что пожертвовал все свое состояние на благотворительность.
– Как только снимут гипс, она снова пойдет в школу.
На самом деле Йола носила не гипс, а эластичную повязку, но костыли ей надоели уже на прошлой неделе.
– Это в буквальном смысле было спасение в последнюю секунду, – добавил я, снова обращаясь ко всем. – При этом на острове ей помог холод. Температура в болоте часто не выше восьми градусов по Цельсию, даже когда снаружи тепло. Моя дочь как бы подверглась шоковой заморозке, можно так сказать. Благодаря этому жизненно важные функции ее организма замедлились, что, возможно, спасло ей жизнь.
По крайней мере, так мне сказали люди, которые прилетели на вертолете спасательной службы.
– И у вашего брата было так же?
Я перевел взгляд вправо. Там поднялась другая женщина. Тоже корреспондентка. Она держала в руке микрофон. Рядом с ней камера с логотипом одного беспардонного бульварного интернет-журнала. Я живо представил, как камера поймала каплю пота, которая внезапно потекла у меня по виску.
– Я же сказал, больше никаких вопросов! – выкрикнул Тоффи и жестом показал мне тайм-аут.
