Жить ей надлежало не просто на Манхэттене, но еще и близ Центрального парка. Так как командировочные от комиссии роскошествовать никак не позволяли, пришлось взять отельчик — дыра дырой. Слава богу, по отзывам на «Букинге» и «Трипадвайзере», клопов и тараканов там не наблюдалось, было довольно тихо и чисто. Но на вид, конечно, здание было устрашающим — этакое Чикаго тридцатых годов, пожарные лестницы наружу. «Зато (как любит говорить Данилов) довольно аутентичный вид».
Пакистанец (или индус?), вытащивший из багажника ее сумку, получил три доллара чаевых и скислился, словно пожевал хининовое дерево. Но потом разглядел, в каком хилтоне девушке предстоит жить, плюнул и убрался восвояси.
Администратором оказался высокий красивый парень. У него правая рука была маленькая, усохшая, с двумя пальцами. Непонятно, отчего случилось увечье, но Варя сразу дала ему кличку (длинноватую, впрочем) Жертва Империалистической Бойни. Портье встретил девушку как родную. Правда, она мало что разобрала из его вежливого щебетанья. Однако «рум намбер найн зиро ван»
[12] прозвучало довольно внятно.
Лифт времен сухого закона вознес Варю к вожделенному личному уголку пространства в этом раскинувшемся вокруг нее Вавилоне, Большом Яблоке или, кому как нравится, Городе Желтого Дьявола.
Номер оказался маленький, но достойный. Чистая постель, горячая вода, плоский телевизор — что еще надо усталому путешественнику? Окно выходило аккурат на стенку такого же мрачного билдинга, в каком жила она, и Варвара с отвращением задернула шторы.
Подключилась к отельному вай‑фаю и отправила краткий месседж Алексею: мол, долетела, устроилась. В былые времена она бы еще и Петренко о том же сообщила — но не Марголину же писать!
На личных внутренних часах Вари время клонилось к двум ночи, но она понимала: чтобы преодолеть джет‑лэг, следует дотерпеть до здешнего вечера и только тогда погрузиться в объятия Морфея. А пока можно перекусить. И попутно раздобыть себе чего‑нибудь на завтрак — брекфест в заокеанских отелях обычно не предусмотрен.
На параллельной улочке, средь каньонов из небоскребов, отыскалась палаточка на колесиках, где предлагали хот‑доги. «Что может быть аутентичнее, — подумала она, привет, Данилов! — чем хот‑дог в первый вечер в Нью‑Йорке!» И немедленно заказала один, с кетчупом. Что интересно, палатка величиной в половину нашенского тонара была снабжена электронным табло, по которому бесперечь ползли рекламные тексты, типа: покупайте самые лучшие хот‑доги в городе! Невиданное предложение! Четыре по цене трех!
Рекламы даже на московский взгляд было многовато. Варя вспомнила, что и в такси — сидела она, как принято в Америке, сзади — в спинку переднего сиденья был вделан монитор, который пытал ее всю дорогу разнообразными рекламными клипами и объявлениями, от этого и с индусопакистанцем не удалось поговорить.
Один щит‑билборд на перекрестке рекламировал новый сезон «Родины», второй — книгу какого‑то Тома Харпла.
Ньюйоркцы с крайне деловым видом сновали мимо, исчезали в подземелье метро, выскакивали с поднятой рукой к обочине, подзывая такси. Никому ни до кого не было дела, тем более до нее, бедной путешественницы. Близился к закату рабочий день. Смеркалось.
Варя решила пройтись, отыскать главное рекламное сосредоточение — Таймс‑сквер, тем более что по карте выходило вроде близко. Отмахала в общей сложности кварталов пятнадцать, нашла. Да! Вывески, яркие, громогласные, громоздились одна над другой, взбирались на высоту десятого, двенадцатого, пятнадцатого этажа, спорили друг с дружкой. «Сплошная бездуховность и царство золотого тельца, сказали бы лет тридцать назад советские политобозреватели, — иронично подумала Варя. — А теперь и не скажешь ничего».
Спать хотелось так, что глаза закрывались. На улицах было холодно — почище, чем в Москве. Ветер то ли с Гудзона, то ли с Ист‑Ривер продувал каньоны авеню и стритов насквозь. Местные часы показывали половину девятого, внутренние подбирались к утру. Варя сочла, что на сегодня достаточно отдала дани красотам Нью‑Йорка (и борьбе со сном), и решила вернуться на метро.
Метро ей тоже не понравилось — возможно, это от недосыпа она была настроена крайне скептически. Какие‑то лазы с крутыми ступеньками прямо на перекрестках, внутри потолки низкие, словно в хрущобе. Разовый билет тянул на три бакса. Варвара поразмыслила и купила недельный за тридцать один «зеленый». Неделю всяко проваландаться здесь придется, а вот месяц не хотелось бы, хотя месячный и выходил на круг гораздо дешевле — сто шестнадцать. Нет, нет, недельный — самое то. Она рассталась еще с тремя десятками. «Грины» (как говорили во времена ее детства) летели один за другим.
В вагоне было полно народу, и все вокруг антивандальное, из нержавейки: скамейки, стены, поручни. Варя вышла на нужной станции и, слава богу, быстро нашла свой отель. Поднимаясь в лифте, вспомнила, что ничего так и не приобрела на завтрак. «Ладно, — решила, — в номере вроде есть кофеварка. Кофейку дерну, а еды куплю, возвращаясь с пробежки».
Да! Завтра утром Кононова собиралась на пробежку, чего не делала лет, наверное, пятнадцать — с тех пор как ушла из большого спорта. Больше того, именно пробежка была главной ее целью на первоначальном этапе пребывания в Нью‑Йорке.
Давешний сухорукий мальчик радостно крикнул ей «Хай! Хау ар ю!» — едва она появилась в фойе. Маленько полюбезничав с ним (понимать удавалось примерно половину того, что он говорил, в основном по наитию), Варя вознеслась на скрипучем лифте в номер «найн‑зиро‑ван».
В номере слышны были отдаленные сирены. Кононова поставила будильник на смартфоне на шесть утра местного, скинула покрывало и взобралась на непривычно высокую кровать. Все, хватит. Сегодняшний план по впечатлениям вообще и по Нью‑Йорку в частности она выполнила с лихвой.
* * *
Проснулась безо всякого будильника в пять утра по‑местному — еще бы, по‑московски это означало час дня. Настроение было самым радужным. За окном темно, большой город еще спал, что не мешало ему дышать, ворочаться и временами вскрикивать полицейскими сиренами. Варя выпила кофе — кофеварка здесь была приспособлена для приготовления того напитка, что у нас зовется «американо» — много и некрепко. Термометр (на смартфоне) показывал плюс один. Варя, учитывая ветер с морских просторов, оделась потеплее.
Сухорукий мальчик‑портье, когда Варя выскочила из лифта, посмотрел на нее с уважением и одновременно как на диво‑дивное: надо же, русская, а водку не пьет, медведя не дрессирует, на балалайке не играет — бегает по утрам, как «цивилизованные люди»! Девушка спросила его, как найти Сентрал‑парк.
— Беги вон туда, прямо, и упрешься.
Варя и без того знала, по карте в телефоне. Да на Манхэттене даже без карты заблудиться сложно. «На север с юга идут авеню, — как справедливо отмечал советский поэт, — на запад с востока — стриты». Тогда спрашивала зачем? Для пущей уверенности и чтобы разговор поддержать — увидеть широченную улыбку, услышать пожелание хорошего дня и хорошего джоггинга.
