Короче говоря, если мой рассказ и тронул сердце справочной дамы, виду она не подала.
— Фамилия‑имя‑отчество, — проскрежетала заведенным порядком, — год рождения.
— Да в том‑то и дело! — воскликнул я. — Ни имени‑отчества ихнего маманя не помнит, ни годов рождения. Зато фамилия такая — очень, очень редкая. Если хоть одна в базе есть, это точно они.
— Напиши, — в окошке появился чернильный карандаш и бланк. Значит, все‑таки пронял я справочную хозяйку, смягчилось ее сердце. Я накорябал: «Кордубцев(а)». И добавил: «Возможно, Мария и Семен».
— Через час зайди, — бросила владычица информации и закрыла окошко.
…Но через час оказалось, что все мои выдумки и ухищрения ровным счетом никуда не привели: среди прописанных в столице людей никаких Кордубцевых не значилось.
* * *
У меня имелся запасной план.
Из моих снов, а главное, из твоих, Варя, реальных следственных действий становилось очевидно, что Кордубцевы привязаны к городу Мытищи. Там проживал сам Елисей, его родители, а также (что важно для меня) бабки‑дедки по обеим линиям и двоюродная бабушка, урожденная Кордубцева, Леди Косоглазка, которая столько тебе нарассказала. Если учитывать, что в мирное время советские люди, привязанные пропиской и каким‑никаким жильем, вели обычно оседлый образ жизни, имелся шанс, что в пятидесятых я смогу отыскать в этом подмосковном городе следы пращуров Елисея.
Это сейчас кажется (да так и обстоит на самом деле), что столичные города‑спутники, все эти Люберцы, Химки, Королевы, Реутовы, Балашихи, начинаются сразу, непосредственно после Москвы, безо всякого промежутка. Совсем не то было в пятьдесят седьмом. Столица формально, да и фактически, заканчивалась непосредственно за кольцевой железной дорогой (той самой, по которой недавно пустили, чтобы разгрузить метро, круговые электрички).
На Ярославском вокзале я взял билет до станции Мытищи.
Мелькнули величественные фасады сталинских жилых домов в моем районе, у станции Маленковская. Интересно, кто там живет сейчас, в моей однокомнатной квартирке на Рижском проезде? Говорят, такие крохотные выделяли тогда обслуге — дворникам, лифтерам. Но вскоре приметы города кончились. Понеслись одноэтажные крыши, заборы, водонапорные колонки, телеги, коровенки. Потом пролетела больница на Яузе — и снова началось село. Наконец прибыли в город Бабушкин с логическим центром в районе станции Лосиноостровская, где опять возникла парочка внушительных сталинских строений. МКАДа пока не существовало, грузовики и экскаваторы только насыпали для Кольцевой дороги грунт. Потом опять замелькали дачные поселки: Тайнинская, Перловская. И наконец появились Мытищи: железный пешеходный мост над путями и старорежимной постройки двухэтажный вокзал.
И на вокзале — о чудо! — нашлось то самое окно «Горсправки». Но мысль о возможном везении сразу разбивается о заоконную пустоту и рукописное объявленьице: САНИТАРНЫЙ ЧАС. Хотя что там может быть санитарного в киоске «Горсправки»? И какие такие санитарные действия в «Горсправке» можно производить? Дезинфекцию телефонных книг, что ли?
Чтобы очистить совесть, я спросил у скучающего начальника вокзала, будет ли сегодня дама из «Горсправки» — и он ответил мне в библейском стиле: «Я что ей, сторож, что ли?»
— Но есть ли шанс, что будет? — настаивал я.
— Время к шести, — эпически развел руками железнодорожник, из чего я понял, что шансов нет.
Что ж! Как ты знаешь, я упорный — посему решил повторить свой визит на станцию Мытищи. Других идей разыскать предков Кордубцева у меня не было.
Но раз уж я сегодня оказался столь далеко от Москвы, да еще по тому самому Ярославскому направлению, я решил произвести дальнейшую рекогносцировку на местности.
Ты, конечно, помнишь, Варя, как разоблачился передо мной в своей диверсионной деятельности американский шпион Макнелли. Рассказал о том, как по заданию Аллена Даллеса составил заговоры — в результате первого на операционном столе в январе 1966‑го скончался ракетный академик Сергей Павлович Королев. Вследствие второго потерпел крушение в испытательном полете в марте 1968‑го первый советский космонавт Гагарин. Помнишь ты наверняка и то, какое мне впоследствии было видение — как расцветет Советский Союз, если главный конструктор и космонавт вдруг окажутся живы
[26].
После того случая я принялся изучать (да ты, наверно, Варя, это помнишь) судьбу и жизнь обоих — и Королева, и Гагарина. И теперь, прочитав множество связанных с ними биографических материалов, воспоминаний, узнав о делах каждого из них, я вдвойне остро стал понимать, что мы действительно безвременно потеряли великих людей, которые, вполне возможно, могли бы силой своего духа и воли переменить судьбу нашего государства.
А ведь сейчас, думал я, в конце октября 1957‑го, оба они живы, молоды и здоровы. Никому не известный двадцатитрехлетний курсант летного училища Гагарин учится в городе Чкалове (который вот‑вот переименуют назад в Оренбург). А строго засекреченный пятидесятилетний академик Королев только что насладился славой (правда, в самых узких, засекреченных кругах) по случаю запуска первого спутника. Был принят лично Хрущевым и пообещал к грядущему сорокалетию Октябрьской революции удивить мир новым спутником — теперь с живым существом, собачкой на борту. Поэтому в данный момент Королев и сам работает круглосуточно, и коллектив свой вдохновляет, чтобы не ударить в грязь лицом перед Первым секретарем ЦК КПСС и успеть к юбилею. И он ведь сейчас находится совсем неподалеку отсюда, от Мытищ! (Если, конечно, не уехал на полигон в Тюратам — будущий Байконур.) Да! Используя знания из 2017 года, я‑то, будучи здесь, ведаю то, что для советского человека в пятьдесят седьмом было тайной за семью печатями. А именно — где делают ракеты и космические корабли. Где проживает их главный конструктор.
А, кстати, где он сейчас, в октябре пятьдесят седьмого, проживает? Особняк в Останкине, где в вашем будущем времени находится дом‑музей Королева, ему был пожалован после первого спутника — и, значит, пока только строится. Стало быть, сейчас главный конструктор, совместно со своей второй женой Ниной Ивановной, неприхотливо обитает в двухкомнатной квартирке в Подлипках, в доме, что выстроен пленными немцами, на полпути от станции к ОКБ‑1, где он главный конструктор, к заводу. Сейчас (ну, то есть у вас, в 2017‑м) на нем мемориальная доска.
Однажды, когда весь этот квартал, где жил Королев и его соратники, собрались сносить (то есть пару лет назад, в нашем времени, году в две тысячи пятнадцатом), я подписался под письмом протеста на сайте change.org и даже вместе с Сименсом съездил, помитинговал против «реновации‑хреновации» перед мэрией города Королева. Мэрия королевская располагалась в тех же краях, на станции Подлипки, и по пути туда‑обратно от платформы мы с Сименсом дважды проходили мимо дома с мемориальной табличкой: «Здесь жил Королев».
