— Гагарина?!
— Ну да. Первого человека в космосе.
— А когда он полетел?
— Седьмого октября шестидесятого года.
— О, в новом мире раньше его запустить получилось! На полгода раньше! А катастрофа ракеты Эр‑шестнадцать была?
— Что‑то я не припомню такого.
— Значит, сработало! Сработали мои предупреждения! А Хрущева когда сняли?
— Его никто не снимал. Правил он страной до самой смерти, честно говоря, всем надоел, — а умер в семьдесят четвертом. Еще трижды на всенародных выборах его переизбирали руководителем Верховного Совета. После него сразу приняли закон, что больше восьми лет никто руководить страной не может — ни подряд, ни в разбивку.
— И закон этот исполняется?
— Разумеется. У нас все законы исполняются.
— А на Луну кто первыми полетел? Мы или американцы?
— Как «кто»? И мы, и американцы, вместе. Наши, я знаю, в шестьдесят третьем году президента Кеннеди по дипломатическим каналам втайне предупредили, что против него заговор, убийство готовится. ФБР убийцу в Далласе схватило — а с нашими на радостях заключили договор о всеобъемлющем разоружении. И решили на Луну вместе лететь. И высадились в шестьдесят восьмом: Нил Армстронг и Георгий Гречко. Правда, президента Кеннеди все равно убили, подорвали в машине, вместе с братом, сенатором Кеннеди, и Мартином Лютером Кингом, в том же шестьдесят восьмом.
— А в нашей‑то стране как все дальше было? Неужели — тишь да гладь, да божья благодать?
— Нет‑нет, всякое бывало. Был заговор в октябре шестьдесят третьего — хотели сбросить Хрущева. Военные и спецслужбы сговорились, ввели в Москву войска. Но Никита вместе со своей охраной забаррикадировался в Кремле. А радио, телевидение и газеты в его руках остались. И пока заговорщики сообразили, что к чему, и средства массовой информации перехватили, он успел выступить повсюду и призвать народ к сопротивлению хунте. Простые люди не побоялись, вышли на Красную площадь, встали живой цепью вокруг Кремля. В итоге заговорщики испугались человеческих жертв и штурмовать Кремль не стали. А за это время Хрущев подтянул верные ему дивизии из глубин страны, они пошли в наступление и путчистов из столицы выгнали. Да они и без того поняли, что их дело проиграно, и, чтобы избежать массовых жертв, сами сдавались.
— А с экономикой что было?
— После того как частную собственность разрешили, даже в ограниченных масштабах, экономика стала расти невиданными темпами. Народ как‑то сразу стал лучше жить: одежда красивая появилась, частные кафе расцвели. Поэтому, кстати, люди во время путча именно Хрущева, а не заговорщиков поддержали. В шестидесятые бурными темпами кибернетика стала развиваться. И элементная база. В конце концов, в Советском Союзе первый персональный компьютер создали…
— У нас?!
— Ну конечно! В шестьдесят пятом. Ой, они такие смешные были — на базе телевизора «Рекорд» и магнитофона «Яуза». И первый, кстати, сотовый телефон тоже в Союзе появился. Мы на десять лет в этом весь мир обогнали! И Интернет тоже у нас придумали, и поисковики.
— Думаю, без меня это тоже не обошлось.
— Ну, только не надо все заслуги страны прям себе приписывать.
— А как страны социалистического лагеря? Как там Чехословакия, ГДР, Берлинская стена?
— Какая‑какая стена?
— Берлинская. В моем мире ее посреди Берлина Хрущев построил. В шестьдесят первом году. Чтобы остановить бегство немцев из Восточного Берлина в Западный. Охраняли границу очень сурово, стреляли в тех, кто пытался перебежать — с востока на запад, разумеется, а не наоборот.
— Ужас какой! Нет, в нашем времени ничего подобного не было. В учебниках истории пишут, что в шестидесятом году, после того как его вся страна президентом избрала, Хрущев созвал секретное совещание глав партий и правительств социалистических стран. И сказал им (в то время это было негласно, лишь потом выяснились детали, и в учебниках истории стали писать): дескать, Советский Союз вам больше не указчик и не начальник. Развивайтесь как знаете. Хотите социализм — пожалуйста. Желаете капитализма — возражать не будем. Единственное условие: Варшавский договор остается. И советские войска тоже в ваших странах останутся. И о том, что вы никогда и ни при каких условиях не вступите в НАТО, вы тоже должны однозначно объявить.
— И как?
Варя поморщилась.
— В конечном итоге практически все выбрали капитализм. Кроме Болгарии. И советские войска тоже постепенно отовсюду вывели. Но в НАТО — они сдержали слово — никто из бывших социалистических стран не вступил. Даже ФРГ в итоге оттуда под давлением собственных трудящихся масс вышла. А вскоре после этого, в семьдесят четвертом, этот агрессивный военный блок развалился. А в твоем времени как было?
— Что тут говорить! Весь бывший соцлагерь теперь члены НАТО. Даже Эстония с Литвой. Боятся российской агрессии.
— Какой кошмар! Нет‑нет, в наше время все военные блоки распущены. И НАТО, и Варшавский договор.
— Скажи, а Ленин?
— А что Ленин?
— Его похоронили?
— Конечно. В шестьдесят первом году. Вынесли из мавзолея. С воинскими почестями Владимира Ильича похоронили на Волковском кладбище в Петербурге, рядом с матерью. А Сталина — на его родине, в Гори. Подальше от столицы.
— А мавзолей?
— А что мавзолей? Стоит. Многие уже забыли даже, кроме историков, что это за сооружение и для чего первоначально предназначалось. Буквы «Ленин‑Сталин» с него сняли, конечно. Неужели у вас иначе?
— Ленин до сих пор в мавзолее лежит.
— Ну, вы варвары!.. Ой, прости. Я не хотела тебя обидеть.
— А как Никита Сергеевич?
— Он умер, я говорила, в семьдесят четвертом. Его до тех пор, я говорила, трижды Председателем Верховного Совета переизбирали. Похоронили на Новодевичьем кладбище — у Кремлевской стены принято было решение, еще в шестидесятых годах, никого больше не хоронить. Очень Никиту за реформы с тех пор уважают, некоторые прямо боготворят.
— Это потому, что против него черного пиара не было — после того как его в шестьдесят четвертом скинули. В нашем времени его до сих пор чехвостят. Кукурузником клянут.
— Ну что ты! Как можно! Ведь при нем мы, ну, то есть СССР, впервые вышел на первое место в мире по уровню жизни. И мы с Америкой и Евросоюзом объявили совместный проект полета на Марс.
— И полетели?
— Да. Колония на Марсе с девяносто пятого года существует. Там уже больше тысячи человек. Первые «марсиане» появились — то есть те, кто там родился и на Земле даже не бывал никогда.
— Скажи, а Гагарин? Королев? Они долго прожили?
— Как долго? Гагарин — он ведь до сих пор живой. Медицина у нас в стране прекрасная, а ему всего лишь восемьдесят два. На пенсии сейчас, правда. Удалился от дел. А Королев в девяносто первом скончался, от инсульта.
