Я сказал: «Конечно», — достал бумажник и начал отсчитывать выигранную мной сотню, чтобы отдать ему. Дядя увидел, что я делаю, и остановил меня, но после небольшого спора я убедил его взять назад те тридцать пять баксов, которые он дал мне изначально.
Мы пошли в бар перед игорным залом и выпили еще пива.
Я прикидывал, сколько же он проиграл. Во второй раз купил фишек на двести долларов, в первый — на сто. В общем, триста. Дядя Эм угадал, о чем я думаю, и усмехнулся:
— Бог дал, Бог взял, Эд. Но ты меня беспокоишь. Игрок из тебя никакой: ушел, прежде чем сломать рулетку.
— Она выглядит довольно прочной, — ответил я.
— Что ж, я, похоже, тоже не игрок, иначе бы вернулся и проиграл эти тридцать пять баксов — или же отыграл то, что уже потерял.
— Почему же не идешь?
— А надо?
— Это твоя жизнь, я не стану давать тебе советы.
Дядя Эм рассмеялся и вернулся в игорный зал. Минут через десять, широко улыбаясь, он вышел и сказал:
— Иногда не удается сберечь ни дайма.
Я заказал еще пива.
— Теперь, — произнес я, — когда ты выбросил игру из головы, вернемся к убийству. Я все равно не понимаю, почему ты считаешь, что смерть Сьюзи приведет сюда копа Вайсса. Как?
— Он узнает об этом от полиции Форт-Уэйна. И вернется. Просто на всякий случай.
— На случай чего?
Дядя Эм вздохнул и взболтал пиво в бокале:
— Эд, я ведь рассказывал тебе, что когда-то несколько лет работал в детективном агентстве.
— Помню.
— Мы не особо занимались убийствами, так что я про них мало знаю. Но если бы что-нибудь знал, то сказал бы, что существуют два вида убийств. Первый — когда копы ловят преступника с оружием в руке или в момент убийства, или злодей сам звонит в участок и говорит: «Я только что убил жену». Это один вид. А есть и второй.
— Какой?
— За это с тебя еще пиво.
Я сделал заказ.
— Второй вид встречается довольно редко, но случается. О таких убийствах обычно читаешь в романах. Наш случай относится как раз к этому типу. Это головоломка, которую должны разгадать копы. Единственный способ сделать это — раскопать факты, несколько миллионов незначительных на первый взгляд деталей, а затем попытаться отгадать, какие из них значительны, и выставить их так, чтобы прийти к началу.
— Хочешь сказать, к убийству?
— Да какая разница? Факты, которые они пытаются выстроить в схему, как правило, необычные. Именно это имел в виду Вайсс, когда попросил тебя держать ухо востро на случай, если произойдет что-нибудь необычное. Он ведь так выразился?
Я кивнул.
— Вайсс — неглупый человек, — продолжил дядя Эм. — И разве не странно, что шимпанзе утонула в бассейне? Много ты знаешь шимпанзе, которые утонули в бассейне?
— Нет, — признался я.
— Если точнее, то одну. Значит, это необычный случай. Что и требовалось доказать.
— Но как это связано с убийством лилипута?
Дядя Эм поставил стакан с пивом и начал возить им по столешнице, оставляя на ней маленькие мокрые круги. Наконец он промолвил:
— Как лилипут попал в цирк? Почему его убили? Кто и что от этого выиграл?
— Не знаю.
— Если не знаешь этого, как ты можешь установить связь между убийством лилипута и смертью больной шимпанзе? Но кое-что общее между двумя событиями все-таки существует. Первое — и то и другое произошло в цирке. Второе — оба события нельзя назвать обычными. Так почему бы им не иметь еще что-нибудь общее?
Я обдумал его слова.
— Вероятно, — кивнул я. — Но я все равно не понимаю, как их можно объединить.
— Нельзя, пока мы располагаем только этими сведениями. Нужны еще факты. Тогда появится схема. Но выяснять эти факты — работа Вайсса, а не наша. Что еще ты можешь рассказать Вайссу, если он захочет узнать, как тут идут дела?
Я закурил, обдумывая его вопрос.
— Ну… могу сообщить, как Майор Моут до смерти перепугался, услышав об исчезновении обезьяны, и заперся в фургоне.
— Молодец! А теперь скажи: почему это особенно интересно?
— Речь идет о лилипуте. Как и в случае с убийством.
— Мы еще сделаем из тебя детектива! Хочешь им стать?
Я всерьез задумался.
— Не знаю, — сказал я.
— Верный ответ. Но вернемся к Майору. Ты ведь видишь, что есть одно простое, очевидное объяснение, но оно может оказаться неправильным?
— Может, он просто боится обезьян, и мысль, что одна из них на свободе, жутко испугала его. Если разобраться, то для лилипута шимпанзе такая же огромная и опасная, как горилла для обычного человека.
— Молодчина! Ты действительно поможешь Вайссу, если завтра выяснишь для него, по-прежнему ли Майор так напуган теперь, когда поблизости нет живых шимпанзе.
— Ладно.
— Еще кто-нибудь испугался?
— Рита была сама не своя от страха в ночь убийства. Но это понятно. Она споткнулась о труп. На ее месте любая женщина испугалась бы.
— Это все?
— Насколько мне известно, да, — сказал я.
— А Мардж Хоугланд? Со дня убийства она явно чего-то боится. Не замечал?
— Вообще-то, она постоянно ведет себя странно. А что ты думаешь насчет Хоуги?
— Хоуги сам черт не страшен.
— Да, наверное. Но… может, Мардж боится Хоуги? В последнее время он пьет больше, чем обычно.
— Но недостаточно, чтобы утратить над собой контроль. Хоуги умеет пить. Нет, вряд ли проблема в этом. У Хоуги не тот темперамент. Я никогда не видел, чтобы он терял рассудок, хоть пьяный, хоть трезвый. Да и Мардж слишком…
— Что?
— Ее этим не напугаешь. Слишком сильно она его любит. Ради него готова хоть в преисподнюю спуститься, если он ее туда пошлет.
— А что там с Майором? Кто-нибудь знает, как он, после того как Кэри вернулся из леса?
— Мы с Кэри посадили его в такси и отправили в отель. К тому времени он уже проспался, но едва стоял на ногах.
— Ясно, — сказал я, и мне немного полегчало. — Хочешь еще пива?
Дядя кивнул, и на сей раз я выпил вместе с ним. Вскоре мы решили, что пора возвращаться, и отправились домой. Больше нам обоим ничего не хотелось.
Глава восьмая
Утром первым, кого я увидел, не считая дяди Эма, был Армин Вайсс. Пока мы одевались, кто-то крикнул:
— Как, черт возьми, стучаться в полотняную дверь? — и это был Вайсс.
Он сел на один из складных стульев. Его интересовало все, что связано со смертью шимпанзе, и мы ему рассказали. Он уже побеседовал с Хоуги и Мардж и знал в общих чертах факты, но хотел проверить их и убедиться, не сможем ли мы что-нибудь добавить. Особенно его тревожил вопрос, как обезьяне удалось выбраться из клетки, и я был горд, что догадался проверить это и теперь мог объяснить ему, каким образом это произошло.
