— Пойдем, Эд, — произнес дядя Эм. — Нам пора.
Глава одиннадцатая
Ночью танцевальное шоу закрылось. Остальные аттракционы работали по расписанию, но мало что делали. Всех циркачей охватило волнение. Я недоумевал, почему зрители не валят толпами, как было в Эвансвилле после первого убийства. Тогда в цирке возникло столпотворение. Я спросил об этом дядю Эма.
— Черт возьми, парень, — сказал он. — Да вряд ли люди знают, что произошло убийство. Смерть Джигабу выглядела как несчастный случай — по крайней мере, изначально. Вероятно, именно так эту историю передали в газеты.
— Я бы хотел купить газету и почитать.
— Давай. И можешь не возвращаться. Наверное, я вообще закрою киоск. Черт с ним.
Я пошел в ближайшую аптеку и купил вечернюю газету. Заказал солодовое молоко и, пока клерк готовил его, искал заметку о гибели Джигабу.
На первой полосе ничего не было. Я обнаружил ее на второй странице, размером примерно четыре дюйма газетной колонки. Об убийстве или о том, что мальчишку обнаружили голым, там не упоминалось. Не говорилось даже о том, что это был Джигабу, вундеркинд из цирка шапито. Он фигурировал только как Букер Т. Брент, 7, чернокожий, из цирка Дж. С. Хобарта. Общие сведения, никаких деталей.
Вернувшись на площадку, я сказал дяде Эму, что он оказался прав, и спросил, почему копы не сообщили обо всем в газету. Дядя пожал плечами:
— Просто осторожничают, Эд. Полицейские любят осторожничать, даже когда сами не знают, зачем это делают. И чем дольше им удается держать что-либо в секрете, тем больше они растут в собственных глазах. Это дает им почувствовать себя умными.
— Если ты умнее копов, то кто убил Джигабу?
— Не знаю, Эд.
— Я думаю, мы можем это выяснить. Ты ведь работал сыщиком.
— Эд, я работал в частном детективном агентстве, вот и все. Отслеживал тех, кто скрывался от налоговой, наводил справки, кое за кем следил. И это было давным-давно.
— Значит, теперь ты стал умнее. Серьезно, почему бы и нет?
Дядя Эм нахмурился:
— Мне казалось, Эд, что еще пару дней назад ты выражал недовольство по поводу просьбы Вайсса держать ухо востро и сообщать ему обо всех замеченных тобой странностях.
— Я ошибался. Ты сам мне так сказал. Наверное, мы оба ошибались с самого начала, когда ты заявил мне, что это не наше дело, а я с тобой согласился. Только твоя ситуация хуже, потому что ты мог бы что-то с этим сделать.
— Кто я, по-твоему, черт подери, парень? Какой-нибудь Шерлок Холмс или Фило Вэнс?
Похоже, я его рассердил. Такое происходило чуть ли не впервые с тех пор, как я стал жить с ним. У дяди Эма самый легкий характер из всех, кого я знаю. Его трудно вывести из себя. Я сидел за прилавком и молчал. Это, видимо, еще сильнее его разозлило.
— Черт возьми, Эд, — сказал он, — полиции платят за работу над убийствами. Зачем мне совать шею в петлю, выполняя за них работу? Даже если бы я мог.
— Но ведь ты можешь, — промолвил я, не глядя на него. — Допустим, нас не касалось убийство незнакомого лилипута. Но если бы тогда мы занялись этим делом, возможно, сегодня танцевальное шоу работало бы. Оно бы работало, а на рекламной сцене танцевал бы Джигабу.
— Черт бы тебя побрал, Эд…
Перед киоском остановился посетитель, какой-то парень с набриолиненными волосами и бутоньеркой в петле.
— Какой приз получаешь, если собьешь все… — начал он.
— Идите к черту, — сквозь зубы процедил дядя Эм. — У нас закрыто.
Посетитель возмущенно посмотрел на него, будто собирался нарваться на драку, но дядя Эм ответил не менее гневным взглядом, в котором явно читался вызов — мол, давай, попробуй, и парень убрался восвояси.
— Он тебя испугался, — усмехнулся я. — Во всем виновата твоя черная шляпа и то, как ты ее носишь. Она придает тебе зловещий вид.
Я не смотрел на него. Наверное, сказав это, я и сам немного испугался. Сидя на низком прилавке киоска, я пытался жонглировать тремя бейсбольными мячами, но у меня ничего не получалось. Один из них я уронил. Он отскочил от моей ноги и укатился к возвышению, на котором стояли бутылки из-под молока. Я не стал его подбирать.
Возможно, на этом мы с дядей Эмом и расстанемся, подумал я, чувствуя себя ужасно. Внутри словно образовалась пустота.
— Ты сердишься, потому что знаешь, что я прав, — произнес я. — У тебя есть мозги. Куда больше, чем у этих копов-деревенщин. Даже больше, чем у Армина Вайсса. И ты в гуще событий, а не заглядываешь снаружи, как это делают они. Может, ты бы и не выяснил, кто пришил лилипута и Сьюзи. — Я по-прежнему не смотрел на него. — Но можно же было хотя бы попытаться, вместо того чтобы играть в рамми в Джи-топ. Ко мне это тоже относится. Мы должны были попробовать, даже если это не наше дело. И если бы мы этим занялись, вероятно, Джигабу не погиб бы вчера ночью. Разве ты не понимаешь?
Мы оба долго молчали, может, минуту или чуть меньше, но казалось, будто прошел год. А потом перед киоском остановился еще один посетитель. Я услышал, как он начал что-то говорить, но дядя Эм перебил его:
— Прошу прощения, мы закрываемся.
В голосе его больше не звучало раздражения. Он говорил нормально, даже без преувеличенного спокойствия, которое всегда чувствуется, когда пытаешься подавить злость. Голос был естественным, а это означало, что дядя уже принял решение. Я имею в виду, он мог сказать: «Хорошо, парень, если подобные мысли не дают тебе покоя, нам лучше разойтись». Или…
Или мог сказать то, что сказал, когда отошел посетитель:
— Ладно, Эд. С чего начнем?
Итак, все в порядке. Я встал, подобрал мяч, который откатился назад, и вернулся с ним на место. Посмотрев на дядю, я увидел, что он широко улыбается.
— Насчет шляпы, парень, — сказал дядя Эм. — Как я выгляжу более зловеще: вот так или если опустить поля? Вот так?
Он опустил поля, но с этой улыбочкой на физиономии все равно выглядел так же зловеще, как Порки Пиг. Я постарался, чтобы на лице у меня не отразились эти мысли, но, судя по всему, получилось у меня плохо. Когда мне снова удалось вернуть разговор в серьезное русло, я сказал:
— Дядя Эм, я не имел в виду, что нам нужно закрыть лавочку и все свое время посвятить расследованию. Но давай использовать глаза и мозги. Что касается того, с чего нам начинать, я надеялся, тебе придет в голову какая-нибудь идея. Оставим эту тему до закрытия цирка, а потом обсудим и посмотрим, не появится ли у нас какая-нибудь версия.
— Конечно, Эд. Но сегодня мне все равно не хочется работать. Давай сворачиваться. Не так уж много мы потеряем.
— Ладно.
Только я протянул руку, чтобы опустить полотно, как вдруг кто-то произнес:
— Привет, Эд!
