— Значит, правильно. А, между тем, как ни пытался я его пригласить для беседы, ничего у меня не вышло. От всех я слышал какие‑то невнятные заявления о том, что его сейчас нет, а по какой причине — непонятно. Ведь сотрудники отдела, кажется, работают не по сменам?
— Да.
— Тогда почему же сейчас этого работника нет на рабочем месте?
— Он… отсутствует. Временно.
— В отпуске? — Видя, что мадам вот‑вот упадет в обморок, Гуров старался демонстрировать максимальную доброжелательность.
— Нет… То есть да. Он… у него неприятности. Личные. Он пока не может выходить на работу, — собрав волю в кулак, выдавила из себя несчастная Людмила Сергеевна.
— Вот оно что. Значит, пока не может, — глубокомысленно потупившись, проговорил Лев. — Хм. Ладно. На «нет», как говорится, и суда нет. А по поводу бригады, обслуживающей «Ми‑8», что вы можете сказать? Хоть они‑то сейчас на месте?
— «Ми‑8»? — изумленно подняла брови секретарша, как будто в жизни не слыхивала подобной странной аббревиатуры.
— Да, «Ми‑8», — повторил Гуров. — Тот самый вертолет, в котором произошло убийство. Насколько мне известно, эту машину обслуживали два техника. Геннадий и Михаил, если не ошибаюсь? Они еще выходят на работу? И если так, то нельзя ли пригласить их сюда? Я бы хотел задать несколько вопросов.
— Хорошо, я сейчас узнаю, — чуть не плача проговорила секретарша и вылетела из заваленной бумагами комнатки.
Слушая торопливый стук каблуков по коридору, Гуров удовлетворенно улыбнулся и потер руки.
«Запрыгали голубчики! Подождите, то ли еще будет».
Но в этот раз ему самому пришлось ждать. После того как стихло в коридоре цоканье каблуков, прошло еще минут двадцать, прежде чем он вновь услышал осторожный стук в дверь.
— Войдите! — громко произнес Гуров и приступил ко второму действию задуманного им спектакля.
Геннадий Кочетков и Михаил Березин оказались молодыми ребятами, вполне приятными и даже какими‑то очень «правильными» на вид. Но каким бы положительным ни было первое впечатление, отступать от своих планов Лев не собирался.
— Садитесь, ребята, — спокойно произнес он и без лишних предисловий поинтересовался: — Вы всегда носите с собой ножи, или они обычно находятся в кабинах пилотов?
— Что?
— Какие ножи?
Две пары изумленно вытаращенных глаз в недоумении посмотрели на Гурова.
— Ну как же? — без малейших эмоций продолжил он, как будто речь шла о чем‑то само собой разумеющемся. — Ведь Курбанского зарезали ножом. Правильно? А для этого его нужно было где‑то взять. Поэтому я и спрашиваю. Нож всегда находился в кабине, или вы принесли его с собой?
— Да какие ножи… Да мы… да мы вообще, — от волнения не находя слов, заговорил Гена, высокий худощавый брюнет с плакатно‑правильными чертами лица. — Да мы здесь вообще ни при чем! — выкрикнул он, так и не подобрав логических аргументов для оправдательной речи.
— Тихо, тихо, — успокаивающе проговорил Лев. — Не нужно так волноваться.
Дальнейший разговор представлял собой ритмичное чередование кратких и невозмутимых реплик полковника с продолжительными и эмоциональными ответами собеседников. Волнуясь и путаясь в словах, Гена и Миша в два голоса доказывали, что ни в чем не виноваты. А «жестокий тиран» спокойно наблюдал за этой бурей страстей, изредка вставляя словцо‑другое «для подогрева» и дожидаясь, когда напряжение достигнет нужного накала.
Парни дошли до нужной кондиции довольно быстро. С начала интересной беседы не прошло и получаса, а лица уже раскраснелись, бешеные глаза готовы были выскочить из орбит, и полковник чувствовал, что на него вот‑вот заорут матом.
— Ладно, ладно, — слегка улыбаясь, примирительно произнес он. — Я ведь не говорю, что кто‑то собирается предъявить вам обвинение. Мне просто нужно было уточнить некоторые детали, прояснить неясности. Спасибо, что согласились помочь мне. Пока можете быть свободны.
Провожая взглядом своих взволнованных гостей, едва не подпрыгивающих от возмущения, Гуров улыбнулся еще шире — ребята ему понравились.
Кроме того, эта беседа в отличие от предыдущей послужила не только инструментом «психической атаки». Из разговора с техниками он сделал для себя важные выводы и даже получил некоторую дополнительную информацию.
— «Пока можете быть свободны»! — послышался из коридора возмущенный голос. — Нет, ты слышал? Главное — «пока».
Ответ на эти слова донесся до слуха полковника уже в виде невнятного «бу‑бу‑бу», но за всем тем он лишний раз убедился, что выбранная им стратегия вновь принесла нужные результаты.
Не было никаких сомнений, что в самое ближайшее время среди технического состава авиабазы начнется оживленное обсуждение недавнего разговора. Если предполагаемый тайный убийца скрывается именно там, это должно заставить его забеспокоиться и начать действовать, чего Лев и добивался.
Дополнительным бонусом, который он извлек из разговора с техниками, обслуживающими «Ми‑8», была информация о ноже. Теперь Гуров был уверен, что нож принес с собой убийца, и это в очередной раз подтверждало, что в преступлении не было никакой спонтанности.
«Если принять, что убийца — Максим Китаев, действия его можно объяснить только влиянием нечаянного эмоционального порыва. Происходит взрыв, он видит, что Курбанский без сознания и беззащитен, вспоминает все причиненное им зло, проникается ненавистью, хватает нож и наносит удар. Ни о каких предварительных «заготовках» здесь не может быть даже и речи. Курбанский не стал бы заранее предупреждать своего врага о новом задуманном им издевательстве. И уже тем более не дал бы ему возможности втихаря подсунуть в свой личный вертолет взрывное устройство. Если убийца — Максим, он должен был действовать спонтанно и, следовательно, нож должен был находиться где‑нибудь под рукой. Он должен был быть в кабине, а в кабине, если верить утверждениям Гены и Миши, ничего такого никогда не было. Китаев‑младший невиновен, это ясно как божий день. Но кто же настоящий убийца?»
Не забывая, что, собственно, затем и пришел сюда, чтобы попытаться получить ответ на этот интересный вопрос, полковник приступил к третьей, заключительной части своей сегодняшней программы.
Он достал блокнот и начал выписывать из него на листок бумаги какие‑то фамилии. Закончив работу, снова пригласил к себе очаровательную Людмилу Сергеевну. На сей раз секретарша явилась, окруженная аурой дурманяще‑приятного запаха валокордина.
— Нельзя ли пригласить ко мне вот этих сотрудников? — протянул ей Лев листок с фамилиями.
В списке были фамилии людей, заходивших в кабинет к Иванникову в роковой день самоубийства. Еще во время просмотра дела, которое дал ему Сырников, Гуров переписал их к себе в блокнот. Он сделал это, надеясь найти случай поговорить с этими людьми в неофициальной обстановке. Вполне возможно, что в ходе неформального общения удалось бы выяснить дополнительные подробности, ускользнувшие от внимания следователей, проводивших официальный допрос.
