Винс расстегнул ремень и «молнию» на брюках, приспустил брюки дюймов на шесть и задрал рубашку. Я увидел прикрепленный к животу пластиковый пакет, нижняя половина которого была заполнена темно-желтой жидкостью.
– Знаешь, что это? – спросил он.
– Да.
– Прекрасно. До того, как в меня попала пуля, я не знал о существовании мочеприемников. Пуля порвала мой внутренний трубопровод, и я больше не могу мочиться, как нормальные мужчины. Пришлось привыкать носить это круглые сутки. В общем, каждый раз, выливая мочу из пакета, я думаю о тебе.
– Прости, я не знал.
– О таком не сообщают в «Фейсбуке».
Я все еще изображал учтивость.
– И насчет твоей жены я не знал. Встретил тут Джейн, она рассказала.
Винс заправил рубашку обратно в брюки, застегнул «молнию» и ремень и снова уселся напротив меня.
– Ты же не для того послал за мной Джейн, чтобы сообщить мне о состоянии своего здоровья?
– Нет, – подтвердил он. – Дело в твоей дочери.
По моей спине пробежал холодок.
– При чем тут моя дочь?
– Она вляпалась в дерьмо.
Глава 22
Берт Гудинг заглушил мотор «бьюика», но не выключил фары. Ему не было дела до того, что кто-нибудь заметит включенные на ферме фары, но работающий мотор мог привлечь лишнее внимание. Двигатель у машины был могучий, ревел как трактор, а выхлоп как из трубы котельной. Ему требовался свет, и он поставил машину так, чтобы было удобно.
Для предстоявшей работы требовался топор и сменная одежда. Не испачкаться от такой работенки было невозможно. В детстве отец дважды в год брал его с собой в хижину в Мэне, там была дровяная печь, и Берт всегда вызывался колоть напиленные дрова на мелкие полешки. Ему нравилось наносить выверенный удар, нравилось, как топор вонзался в древесину и расщеплял полено сверху донизу, не застряв, нравился звук раскалывающегося полена. Он научился вонзать топор с такой силой, чтобы потом не надо было, высвобождая его, придерживать полено ногой. Для этого требовался правильный расчет.
Сейчас задача была немного другой, но принцип оставался тем же. Сильный замах, соприкосновение в нужном месте, чистый разрез. Опасность, что топор застрянет, отсутствовала, вот только звук нравился ему гораздо меньше. Звук получался скорее тошнотворный. Никакой радости занятие не доставляло. Просто иногда приходится что-то делать через силу – во всяком случае, пока твой босс – Винс Флеминг.
Берт занес топор над головой и с силой опустил, описав безупречную дугу. Переместился примерно на фут и нанес новый удар. Даже при выключенном моторе о тишине приходилось только мечтать. Он подъехал к самому свинарнику, и поднятый им шум разбудил хрюшек. Теперь они пыхтели, хрюкали, терлись друг об друга и о забор – знали, что скоро получат угощение. Берт бросил им в загон несколько кусков.
– Жрите, толстяки!
Он в очередной раз занес топор над головой, рассчитывая ударить посильнее, но тут зазвонил телефон.
– Черт!
Нельзя было подождать? Он поставил топор на землю, топорищем к бамперу «бьюика», достал из кармана телефон, испачкав кровью экран, но не так сильно, чтобы не разглядеть, кто звонит. Звонили из дому. Джабба. Берт прижал телефон к уху:
– Что, Джанин?
– Ты где?
– Работаю.
– Знаешь, который час? – спросила она.
– Примерно.
– Ты обещал вернуться к десяти. Мол, быстренько перетрете с Винсом, и все.
– Пришлось тут кое-чем заняться, – произнес Берт.
– Ты забыл? – выпалила она.
– О чем?
– Про встречу? В десять?
Как такое забудешь? Целую неделю она ему об этом напоминала. Месяц назад они переселили Брэнду, мать Джанин, в дом престарелых в Ориндже, но затея не удалась. Брэнда никому не давала житья. Ей не нравилась еда, и она в знак протеста разбрасывала ее по полу столовой. Обвиняла персонал в воровстве, хотя не могла уточнить, чего именно. Жульничала, играя в карты с «заключенными», как она называла других стариков. Распихивала людей в инвалидных колясках, чтобы первой зайти в лифт.
Руководство дома престарелых выставило целый список претензий и потребовало забрать ее. Джанин решила, что в своей квартире мать больше жить не сможет и ее придется взять к себе. Берт возражал, но Джанин не желала ничего слышать.
– Я на встречу не поспею, – предупредил Берт.
– Нет, ты должен! Вдруг нам придется сразу увезти ее?
– Говорю тебе, возникло неожиданное осложнение, наверное, провожусь всю ночь.
– Я несчастна, Берт!
– И никогда не будешь счастливой! Пусть хоть сам Иисус спустится на землю и выбреет смайлик у тебя на лобке – ты и тогда будешь ныть.
– Не смей…
Он прервал разговор и отключил в телефоне звук. Она обязательно перезвонит, такая уж у нее манера.
Берт вернулся к прерванной работе, представив, что он рубит на куски и скармливает свиньям Джанин. При этом он раздумывал, есть ли у этих тварей какие-то стандарты. Если бы он привез сюда жену и перебросил ее им по кускам, сожрали ли бы они ее или побрезговали? Берт склонялся к мнению, что Джанин вызвала бы отвращение даже у них.
Глава 23
Терри
– Теперь понятно, что тебе известно о событиях сегодняшнего вечера, – сказал я. – Непонятно только, каким образом.
– Лучше вопросы стану задавать я, а ты – отвечать, – произнес Винс.
– Брось! Моя дочь напугана до полусмерти. Она связалась с каким-то кретином, который вовлек ее в историю, к какой она не имела никакого отношения. Она до сих пор не понимает, что произошло. Ты хочешь ответов? Это мне нужны ответы!
– Напрасно ты так в этом уверен. Что она тебе наплела?
– Грейс, – напомнил я.
– Что?
– Ее зовут Грейс.
Винс долго молчал, прежде чем пробурчать:
– Ладно. Так что тебе наплела Грейс?
Я сложил на груди руки и плюхнулся на свой стул.
– Нет уж!
– Что?
– Нет, – повторил я. – Ты хочешь знать, что она мне рассказала? Сначала объясни, при чем тут ты.
– Для учителя английского ты храбрый малый!
– Как я погляжу, тебе не приходилось учительствовать в старших классах.
– Не доводи меня, Терри!
– Послушай, я не дурак. Знаю, чем ты занимаешься и на что способен. Банда твоих подручных могла бы меня выволочь отсюда, и никто никогда бы меня больше не увидел. Согласен, ты умеешь внушить страх, только я уже не тот, кем был семь лет назад. У нас с тобой есть своя история, Винс, и она учит взаимному уважению. Да, ты помог нам с Синтией, поплатился пулей и теперь носишь этот мешок. Мне очень жаль. Тебе понадобилось сочувствие? Не верю. Ты выше этого. Все мы так или иначе напуганы.
