– В голове не укладывается, – признался Берт, отъезжая от мастерской.
– Что именно? – спросил Горди.
– Смеешься? Элдон! Не могу поверить, что он пробил Элдону билет.
– Раз он так поступил – значит, на то была причина. Он же сказал, что Элдон хотел заложить нас. Да, с его сыном произошла скверная история и он сильно огорчился. Но если из-за него под угрозой оказалась наша безопасность, то как еще Винсу следовало поступить?
Вид у Берта был больной.
– Лучше не рассказывай мне про сына… Тебе не пришлось ехать на ферму.
– Прости, дружище. Досталось тебе!
– Я так не могу. Провались оно все!
– Лучше держи язык за зубами, – посоветовал Горди. – Мало ли что бывает… Через день-два тебе полегчает.
– Тебе виднее… – пробормотал Берт. – Ты все видишь ясно. Убеди меня, что мы не в дерьме.
Горди отвел взгляд.
– Ты о чем?
– О том, что босс стал другим.
– У него умерла жена. Он тяжело болен. Сам видишь, сколько сразу всего на него навалилось. Представь, каким бы сам был, если бы умерла твоя жена.
Берт посмотрел на него и хохотнул:
– Ты серьезно?
– Ладно, наверное, это плохой пример.
– Это лучшее, что со мной могло бы случиться. Джанин звала меня на переговоры – они как раз сейчас идут – в дом престарелых, где держат ее мамашу. Старую каргу вышвыривают оттуда за неуживчивость. Знаешь, что надумала Джанин? Догадайся.
– Сдаюсь.
– Она надумала поселить ее с нами.
– Чтоб ее! Ты не должен этого позволять.
Берт в отчаянии махнул рукой:
– Что поделать? Джанин не переубедить. А уж когда они соберутся вместе и заорут, что я кругом не прав… – Он помолчал. – Иногда я думаю: а если удрать и больше не возвращаться? Дома не жизнь, а ад, на работе не лучше…
Горди молча ждал продолжения.
– Говорю тебе, Винс гонит порожняк. Все у него валится из рук. А теперь нас вообще нокаутировали. Что будет, когда владелец денег вернется за ними? А у нас их нет. Что тогда?
Горди помалкивал.
– Что тогда, а? Как бы ты сам поступил, если бы отдал столько деньжищ кому-то на хранение, а их посеяли? Ты что, сказал бы: «Ну, что ж, бывают в жизни неприятности» – и махнул рукой? Или вышиб бы мозги? Лично я знаю, что сделал бы…
– Это еще одна причина выяснить, что стало с деньгами, – рассудительно изрек Горди.
– Кто спорит? Я о другом: а если мы этого не узнаем? А наша колымага накрепко сцеплена с Винсом. В нем едва душа держится, и раз мы от него ни ногой, нам тоже кранты. История с Элдоном открыла мне глаза.
Горди сидел молча.
– Тебе нечего сказать?
– Есть: зря ты ведешь такие речи, Берт. Винсу они не понравились бы.
– Хочешь настучать ему?
– Ясное дело, нет. Но ты рискуешь, даже когда думаешь так. Винс прикончил Элдона. Пощадил бы он тебя или меня, если бы мы просто косо взглянули на него?
– Вот и я о том же. Собираешься это терпеть? Постоянно дрожать, что босс зайдет тебе за спину и выстрелит в затылок или перережет глотку?
– Я слышу, что ты говоришь, но…
– Что «но»? Я за ним наблюдаю. Иногда кажется, будто Винс где-то витает. Он и так одной ногой в могиле! Сопит, словно у него сердечный приступ или еще что. Рак пожирает его изнутри. Вот он и цепляется за все, что попадается под руку, чтобы не шлепнуться. Видал, как Винс ходит? Прихрамывает на каждом шагу. Когда мы ехали с ним накануне, он ныл, что ему ужасно больно вести машину. Немудрено, с этим его вонючим пакетом…
Горди смотрел через ветровое стекло.
– Ладно, забудь. – Берт в сердцах ударил ладонью по рулю. – Спрячь голову в песок.
– Посмотрим, что будет дальше. Может…
– Ты знаешь, куда ехать?
– Вон туда.
Берт резко свернул влево. Фургон был почти пустой, но все равно отчаянно громыхал на малейшем ухабе.
– Я не прячу голову в песок, – произнес Горди. – Я вижу то же, что ты, не слепой. Но делать-то что? Думаешь подать заявление об увольнении? Типа «извини, Винс, поступило предложение лучше твоего»?
Берт усмехнулся.
– Придумал! – воскликнул Горди. – Скажи ему, что тебя позвали в мафию.
– В том-то и дело, что Винс – не мафия. Это из мафии никого не выпускают: раз попал – тяни до конца. А Винс сам по себе, он один. От Винса можно уйти.
– Ты ошибаешься. Ты… На следующем светофоре направо, он где-то там… Если от Винса уйти, он тебя выследит и пришьет. Говорю тебе, с ним шутки плохи. Вот помрет – тогда скатертью дорога.
– Может, я и не стану так долго ждать, – сказал Берт, крутя руль.
– Попридержи язык!
– Я не говорю, что собираюсь в бега. Но если так и дальше пойдет, он долго не протянет. Не хочется здесь находиться, когда…
– Вон он! Видишь, впереди, на противоположной стороне? Это не он?
Берт затормозил на обочине. На противоположной мужчина вел на поводках двух собак – золотистого лабрадора и пуделя.
– Он самый, Брейтуэйт, – определил Берт. – Чутье мне подсказывает, что это его рук дело. Держу пари, его!
– Как бы нам не помешали шавки…
– Лабрадоры – добряки, а уж пудель… – Берт хмыкнул. – Он бы мог с тем же успехом выгуливать кошек.
Он посмотрел в зеркало, вывернул руль до упора и затормозил на другой стороне улицы. Горди вылез из кабины и встал посередине тротуара. Брейтуэйт остановился, а собаки нет – им хотелось бежать вперед.
– Натаниэл, кажется?
– Да, – удивленно ответил тот.
Горди улыбнулся:
– Мы партнеры Винса Флеминга. Нам надо поговорить с вами.
– Вот-вот, я как раз собирался звонить ему! Хотел обсудить с ним наше… соглашение.
– Удачное совпадение. Вот только собачек вам придется отпустить.
Берт успел тоже вылезти из фургона и стоял рядом с Горди в темных очках, скрестив руки, убедительно играя свою роль.
– Вот только догуляю с ними – и буду готов где-нибудь с ним встретиться, – сказал Брейтуэйт.
Горди покачал головой:
– Нет, это срочно. Собак мы с собой не возьмем.
У Натаниэла Брейтуэйта вырвался нервный смешок:
– Не могу же я просто взять и спустить их с поводков!
– Еще как можете. Спустите, и дело с концом. Предоставьте им свободу.
– Вы не понимаете, я за них отвечаю. Хозяева доверяют мне своих питомцев, и я…