— Да все наши были, из десятой, из сорок третей фатиры, и Клавка с другого подъезду, что в магазине работает, и Глафира…
Оперативник кивнул.
— Спасибо, Евлампия Федоровна, может быть, придется побеспокоить вас еще раз…
— Милости просим…
— А сейчас прочитайте протокол и распишитесь. «С моих слов записано верно, мною прочитано…» Фамилия, имя, отчество и ваша подпись.
Евлампия Федоровна надела очки, с очень серьезным видом углубилась в чтение документа. Наконец, вздохнув, вывела под протоколом свою подпись.
— Я вам вот еще что скажу. Этот убивец, может, еще придет! Вы уж там последите, чтобы он еще на кого не напал! Заберите его скорее! — Насмотревшись всяких детективов, бабка живо представила себе, как в больницу к Красовскому проникает страшный убийца в маске. — И в больнице у Леонида Аркадьича поставьте охранника своего!
— Все сделаем, не волнуйтесь, Евлампия Федоровна!
— А самое главное, — старуха заговорщически подмигнула, — у них из-за чего все вышло? Из-за женщины!
— Правда?
— Да точно вам говорю!
— Хорошо, мы еще зайдем. Большое вам спасибо.
— Идите к нам в отделение работать, будет добавка к пенсии! — пошутил участковый.
Проводив милиционеров, бабка огляделась, накинула пальто, платок на голову и быстро вышла во двор, где уже ожидала ее вся местная команда, столпившись вокруг заветной лавочки.
— Толковая бабка, — сказал оперативник участковому по дороге в отделение.
— Думаешь, правда все?
— Да, похоже, покушение на почве ревности. Типичный случай. Надо брать парня, а там разберемся.
— Посадят его…
— Это факт. Хотя, если наймет хорошего адвоката, может отделаться условным…
— Ладно, наше дело взять, а там пусть прокуратура разбирается, раз они в это дело влезли.
— Я слышал, Денисов будет вести следствие. Он мужик толковый…
Из прокуратуры Максим, проглотив таблетку Алка-зельцер и полпачки аспирина, поехал в больницу к Красовскому, которого, говоря честно, просто терпеть не мог. И не только из ревности, он вообще считал его самовлюбленным пижоном и никогда не мог понять, почему все создают вокруг него такой ажиотаж.
Красовский лежал в картинной позе, выставив напоказ загипсованную руку. Вокруг него толпились журналисты, которым он давал интервью. Дежурная медсестра только разводила руками, но ничего сделать не могла.
— Как вы думаете, почему в вас стреляли?
— Вы думаете, что это заказное убийство?
— Вполне возможно…
— Вы кого-нибудь подозреваете?
— Разве можно подозревать государство…
— То есть, вы считаете, что у убийц были политические мотивы?
— Я не могу это утверждать…
Максим вошел в палату и быстро прекратил бурную пресс-конференцию.
— Московский уголовный розыск. Прошу всех посторонних освободить помещение!
Медсестра облегченно вздохнула, с благодарностью посмотрела на Максима. Он, в свою очередь, отметил про себя, что она хорошенькая и формы под белым халатиком просматриваются что надо.
В беседе с Максимом Красовский не сказал ничего нового. Да, на него напал кто-то в подъезде, человек этот, видимо, наемный убийца. Он был в маске, к тому же в подъезде так темно, что разглядеть что-либо невозможно. Сам он считает, что это покушение с политической подоплекой, вызванное его последней передачей. Вероятно, кому-то не нравится его метод срывания масок и постановка на телеэкране слишком острых вопросов. Конкретно он не подозревает никого, надеется, что в этом разберется следствие.
Максим во время разговора мысленно представил Красовского в постели рядом со своей женой, и ему вдруг стало смешно. Нет, этот старый пижон с впалой грудью и наметившимся животиком не мог быть для него опасным соперником! Странно, что они все нашли в нем! Правда, чем-то отдаленно, слегка он напоминал лицом и манерами Клинта Иствуда, но это было слишком отдаленное сходство. Еще Максим подумал, что находится сейчас в гораздо более выгодном положении, чем этот стареющий Казанова. Максим прекрасно знает, кто он такой, и многое знает о нем, а тот даже представления не имеет, кто ведет расследование! Фамилия Денисов, видимо, ни о чем ему не говорит, иначе он обязательно отреагировал бы… «Хорошенький будет сюрприз для него, когда он узнает, что я муж Валерии! Ведь он никогда в жизни меня не видел, да и по телефону слышал всего несколько раз! Раз не опознал по голосу, пусть и дальше находится в неведении. Мы его еще удивим, мы еще посмеемся!»
На следующее утро Максим, почти окончательно отрезвевший, приехал в районное отделение милиции, где уже завели дело, с которым ему предстояло ознакомиться.
Войдя в помещение, Максим за решеткой в КПЗ вдруг увидел Ваню Серова, понуро сидевшего на лавке. Никак не связывая появление Вани с делом о покушении на Красовского, Максим удивленно спросил:
— Ванька? Ты как сюда попал?
— Меня арестовали, — печально ответил Ваня.
— Что за хренобень еще? За что?
— Он у нас подозреваемый номер один по делу Красовского! — произнес дежурный.
— Что? — заорал Максим. — Да вы что, совсем сдурели все?! Немедленно освободите его!
— Не имеем права, капитан.
— Какого хрена! Ладно, Ванька, мы с тобой разберемся. Ты пока тут сиди и не высовывайся, а я пойду читать это гребаное дело.
Прошло всего два дня, но писанины набралось уже на полдня чтения. Проклиная советский бюрократизм, Максим дотошно перечитывал показания старухи-пенсионерки, потом других соседок. Читал и не верил своим глазам.
— Оперативно работаете, ребята, — похвалил он местных ментов. — Тащите сюда подозреваемого!
Когда привели Ваню, Максим попросил оставить их наедине. Местные, слегка обидевшись, удалились из помещения.
— Ванька, что за шизня? Ты что, правда стрелял в него? — озабоченно спросил Максим.
— Нет, Макс, я не стрелял. У меня и пушка была не настоящая.
— Блефовал, значит? На понт брал?
— Ну, вроде так. Знаешь, я правда хотел его убить, но в честном поединке. Теперь я понимаю, как глупо я выглядел. Он смеялся надо мной, будто я глупый младенец… Жаль, что его и вправду не застрелили… — задумчиво произнес Ваня.
— Слушай, может, и мне жаль, но ты забудь, навсегда выкинь из головы, что мне сейчас сказал!
— Я и им говорил…
— Совсем рехнулся, мать твою?! Такие ребята не шутят!
— Знаю, — тихо сказал Ваня.
— Так на кой хрен ты сам себя закапываешь?
— Не знаю, Макс… Может, я просто врать не умею, говорю, что думаю, вот и все. Я не смог защитить ее честь…
