Утром Максим обнаружил жену и дочь у двери. Обе были одеты, Соня держала в руке перевязанную корзину, в которой скребся Уголек.
— Куда это вы собрались? — удивленно спросил он.
— Везем Уголька на работу! — серьезно ответила Соня.
— Какую работу? Сегодня воскресенье! — ничего не соображая, сказал Максим.
— Черным Котом! — деловито произнесла дочь.
— С вами не соскучишься! — Максим почесал в затылке.
— Макс, это очень важно, правда, — сказала Лера. — Можно, я возьму машину?
— Да бери, жалко, что ли? Но смотри, если эта ржавчина встанет по дороге, я чинить не поеду!
— Пока, папа! — Соня подпрыгнула, чмокнула его в щеку, и все скрылись за дверью.
— Бабушка, мне только на один вопрос ответ нужен! Это очень важно, понимаешь, мне кажется, сон мой не простой был… Разложи на трефового короля, — возбужденно говорила Лера.
— Сон рассказать не хочешь?
— Нет, расскажу потом, сначала разложи. Если ответ не сойдется, тогда расскажу…
— Ладно, разложим, коли так важно…
В квартире Магды Романовны на черной бархатной скатерти сидел огромный черный кот и светящимися зелеными глазами горделиво смотрел на разложенные перед ним карты.
— Работай, Уголек, работай! — приговаривала Сонечка, гладя его по лохматой шерсти. — Бабуля, а можно мы с Угольком погостим у тебя?
— Ты маму спроси…
— Она разрешит, я знаю. Бабуля, а ты научишь меня гадать?
Магда подняла глаза и внимательно посмотрела на девочку. Глаза в глаза, всего несколько секунд, глядели они друг на друга.
— Когда время придет, — тихо сказала старуха.
— А когда оно придет? — спросила Соня.
— Скорей, чем ты думаешь…
Евлампию Федоровну пригласили на опознание. Ваня стоял перед ней среди других статистов. Как и следовало ожидать, она сразу «опознала» его.
— Вот евтот! — радостно закричала она.
— Который? — спокойно спросил Максим.
— Да я его в телевизоре видела.
Помощник Максима заржал. Это немного смутило свидетельницу. Но Максим оставался невозмутимым.
— А где еще вы его видели?
— В подъезде…
— Но вы ведь были не в подъезде, а во дворе в день покушения, так?
— Да, так…
— Кого вы видели вечером после выстрела в подъезде?
— Да етого, в маске! Он весь в черном был!
— На улице было темно?
— Да куда темнее!
— Насколько я знаю, двор перед вашим домом не освещен. Итак, было темно, человек, которого вы видели, был весь в черном, даже в маске. Как же вы могли разглядеть его лицо?
Евлампия Федоровна задумалась, с трудом соображая, что надо говорить. Потом сказала вдруг:
— Да я и не говорю, что разглядела! Как разглядишь, если он маску надел?
— Так, может быть, это был другой человек?
— Может, и другой, кто ж его знает, разве видать под маской?
— Спасибо, вы свободны. Сержант, проводи свидетельницу.
Сержант, с трудом сдерживая хохот, повел старуху к выходу…
В квартире Адика раздался звонок в дверь, он бросился открывать, за ним побежала Наташа.
На пороге стоял Максим с гордо поднятой головой, а рядом с ним — смущенно улыбающийся Ваня.
— Получайте своего узника! — сказал Максим. — Освобожден за отсутствием улик.
Адик обнял Ваню, потом крепко пожал руку Максу. А Наташа тут же повисла у него на шее и расцеловала, смеясь и плача одновременно.
— Макс, спасибо тебе! Если б не ты…
— Да ладно…
— Слушай, Макс, — Адик потащил его в кухню, — мы должны это немедленно обмыть!
Максим попятился.
— Не, ребята. Нельзя, а то опять в штопор войду. Все, я поехал…
Он вышел из подъезда, сел в новенькую милицейскую машину.
Наташа с Адиком махали ему руками из окна и кричали «ура».
Он включил мигалку, отсигналил сиреной и скрылся в потоке машин.
Весь вечер Ваня был печальнее и молчаливее обычного. Он почти не разговаривал, только попросил Адика спеть. Адик взял гитару. Он тоже пел не совсем обычно — тихо, грустно, и от его проникновенного голоса у Наташи защемило сердце…
Потом они вдвоем выпили бутылку шампанского за Серого, за Макса, за свободу и за любовь…
Утром Наташа проснулась на кухонной кушетке, встала, поставила чайник. Поеживаясь после почти бессонной ночи, она накинула на плечи плед и вошла в комнату.
Адик тихо спал на диване. На черной крышке рояля лежала записка… Наташа взяла ее в руки, стала читать и вдруг вскрикнула.
— Натали! Что случилось? — спросил Адик, глядя на нее сонными глазами.
Наташа подошла, села рядом с ним на край дивана, показала ему записку. Адик протянул руку, нашарил на полу очки, молча стал читать:
«Мне очень стыдно признаться в этом, сперва я хотел покончить с собой, но ангел Господень удержал меня и указал мне мой путь. Я понял, какой великий грех я помыслил, и я должен теперь искупить этот грех. Не надо жалеть обо мне, потому что я вижу теперь мой путь, когда-нибудь, когда я пройду его и окрепну, я вернусь к вам. Но теперь я знаю свое назначение, оно открылось мне, совсем иное, чем я думал прежде. Я люблю вас, ребята, будьте счастливы! Адик, береги Натали. Ваш Серый».
Андрей долго и задумчиво держал письмо в руках, перечитывая его несколько раз, словно стараясь разгадать его тайный, скрытый между строк смысл.
— Ты все понял? — спросила Наташа.
— Кажется, да… А ты?
— Не знаю… Меня озноб бьет! Он словно ушел… в новый параллельный мир, в свой космос, а нас с собой не позвал… Наверное, он прав…
Андрей осторожно взял Наташину руку, поднес к губам, сказал очень тихо:
— Он благословил нас.
— Ты… думаешь?..
— Я знаю, — сказал Андрей.
— Хочешь кофе? — спросила Наташа. — Чайник, наверное, закипел…
— Конечно, хочу.
Через минуту она вернулась с маленьким подносом, на котором стояли две полные чашки. Она снова села рядом с Адиком на диван, улыбнулась.
— Осторожней, он горячий…
Он смотрел на нее спокойным, открытым взглядом.
— Знаешь, когда-то мне казалось, что если ты станешь моей, я смогу перевернуть весь мир… Я ходил и думал, я придумывал музыку, я играл, пел, но я ничего не мог сказать, я не имел права… Не знаю, когда Серый понял это, но он понял… И оставил свое благословение.
