Из оцепенения его вывел голос отца.
— Много лет назад я дал твоей матери клятву навсегда сохранить эту тайну. Теперь, когда ее нет, я расскажу тебе все, и там, на небесах, она простит меня. Это было очень давно… Ты знаешь, я был молодым солдатом, меня послали воевать на Восточный фронт. Война близилась к концу, но я не знал об этом. Немецкой армии нужны были свежие силы. Я был наивен и молод. Я ничего не понимал, я не знал, как ужасна война. Я никогда не был нацистом, я просто был солдатом. Видно, судьба берегла меня, я остался в живых, не убил ни одного русского, но попал в плен. Мне опять повезло, со мной обращались совсем не плохо. Я учил русский язык, пил русскую водку, а потом лагерь попал под обстрел и мне удалось бежать. Я пробирался через леса и болота, видел сожженные села и города, это была ужасная картина. Огромная страна напоминала огромное кладбище, и нельзя было понять, сколько людей убито. Я подумал тогда, что живых вообще больше на земле не осталось, кроме меня… Но наконец я встретил своих. Они отступали и уводили с собой пленных. Я присоединился к ним, а потом я увидел ее. Она шла в колонне с другими пленными и держала на руках маленького ребенка. На ее лице были одни глаза, огромные голубые глаза, в них застыл ужас. Я подошел к ней, она не испугалась, не удивилась, она смотрела на меня ничего не видящим взглядом. Я немного знал русский и попробовал заговорить с ней, но она ничего не отвечала мне. Я был для нее врагом. Мы уже давно перешли границу и возвращались в Германию. Я знал, что русские пленные попадут в немецкие лагеря, а там их ждет мучительная смерть. Я смотрел на нее и думал, что не могу оставить ее одну, с маленьким ребенком, в этом ужасе, я видел, что силы оставляют ее. Я предложил ей бежать вместе со мной, и она согласилась… Тогда ей все было безразлично, но она хотела спасти свою крошечную дочь. Не знаю, почему она мне поверила, может быть, поняла, что я не сделаю ей ничего плохого. Нам удалось бежать… Все, что случилось с нами, рассказать невозможно. Но я очень скоро понял, что не смогу жить без этой женщины.
Юрген слушал рассказ отца затаив дыхание, потом тихо спросил:
— Значит, мама была русской? А все, что мне рассказывали в детстве, было просто придумано вами?
— Не спеши, это не совсем так, я расскажу тебе все. Я вижу, что пришло время. Война закончилась, и мы оказались в ГДР, в стране, чужой для нас обоих… Мы были молоды, одиноки, мы многое пережили вместе. Я полюбил Анну с первого взгляда, она тоже привязалась ко мне. Мы обвенчались в Дрездене. Твоя сестра стала Мартой Грасс. Потом мы переезжали из города в город, потому что нами заинтересовалась штази
[1]. В прошлом я был солдатом Гитлера, а Анна — русской пленной. Мы дали слово друг другу, что никто никогда ничего о нас не узнает. Мы стали людьми без прошлого, потому что наше прошлое представляло большую опасность. Потом с помощью друзей нам удалось перебраться в ФРГ. Я стал заниматься мелким бизнесом, Анна преподавала музыку в школе, все считали нас добропорядочной немецкой семьей.
— Отец, если бы я знал это раньше! — воскликнул Юрген.
— Ты не мог узнать это раньше.
— А моя сестра, она что-нибудь знает? — спросил Юрген.
— Нет, она ничего не знает…
— Наверное, мама тосковала по России.
— Она тосковала, но не могла вернуться туда. Ее муж был расстрелян как дезертир, а сама она была немкой.
— Немкой?
— Наполовину. Это удивительная история. Ее дед, инженер Карл Штерн, был приглашен в Россию русским царем как хороший специалист. Он переехал туда с семьей. Его старший сын еще до революции женился на русской, у них было много детей. Анна была их младшей дочерью. До замужества она была Анной Штерн. У них была хорошая семья, мама говорила, что никогда не задумывалась о том, кто она, русская или немка. Но когда арестовали ее отца, оказалось, что немкой быть в Советском Союзе очень плохо. Ей пришлось очень много страдать. Она не любила вспоминать об этом, а я никогда больше не спрашивал ее о прошлом. Предки Анны были родом из Бремена, и мы решили поселиться в этом замечательном городе. Мы прожили прекрасную, счастливую жизнь. Вот я и рассказал тебе все, что много лет сохранял в тайне, потому что ты сейчас в чем-то повторяешь мою историю, мою судьбу. Мама очень хотела, чтобы ты был счастлив со своей любимой русской женщиной и своим маленьким сыном. Жаль, что Анна не успела увидеть своего внука. Теперь я буду любить его за нас обоих. Но ты не вини Валерию, она страдает еще больше, чем ты.
Юрген был потрясен рассказом отца, потрясен мужеством своих родителей, проживших такую удивительную сложную жизнь и столько лет хранивших свою тайну. Его родителей соединила история, чудовищная война. Какой же огромной и чистой была их любовь, если они сумели подняться над всем этим ужасом, не затаив в душе злобы и ненависти. Вся его собственная жизнь представлялась ему сейчас совершенно в ином свете. Ему казалось, что только теперь он может понять многое и о себе самом. Почему он всегда был таким эмоциональным, откуда у него такая странная мятущаяся душа? Много раз еще в юности он задавал себе этот вопрос. Но как же невероятно переплела все судьба! В нем самом течет русская кровь! Он любит русскую женщину. Но они не могут быть вместе. Какой парадокс! Оказалось, что легче разрушить Берлинскую стену, чем соединить их жизненные пути.
Юрген подошел к телефону, долго с тревогой и грустью смотрел на него, потом набрал номер.
— Здравствуй, Соня, — сказал он, — а мама дома?
— Юрген! — обрадовалась Соня. — Мамы, конечно, нет. Они сегодня показывают шоу в новом варьете. Ты можешь поговорить со мной.
— Мы обязательно поговорим. А ты передай маме, чтобы она не сердилась.
— На кого не сердилась? На меня?
— Нет, Соня, на меня.
— На тебя? Скажешь тоже! — заявила Соня. — Мама не может на тебя сердиться! Она переживает.
— Это правда? Это нехорошо…
— Я знаю, вы поссорились. Из-за меня, да?
Юрген слегка растерялся от такого откровенного вопроса. Он обращался с Соней как со взрослой, и это льстило ее самолюбию, но в душе, конечно, считал ее ребенком. А сейчас она рассуждала совсем не по-детски, и это было для него неожиданными открытием.
— Соня, я думаю, мама очень устала.
— Конечно, от такой жизни устанешь! То ужасные дети, то ужасный Валернер, то ужасные зрители! А самый ужасный мой папа. И вообще все ужасный ужас!
— Это мама так говорит? — улыбнулся в трубку Юрген.
— Нет, это я так говорю. Я ведь все знаю! Я ужасный ребенок, потому что мама не может уехать к тебе. А я не могу уехать, потому что у меня ужасный папа.
— Он правда ужасный? — с любопытством спросил Юрген.
— Нет, не правда. Он вообще добрый, но только ругается иногда. И еще там бабушка эта, она все время ко мне подлизывается и про маму всякие гадости говорит. Я, правда, ее не слушаю. А она злится. Когда ты приедешь, Юрген? Я без тебя очень скучаю!
