Марина захлопнула крышку лэптопа, резко встала и подошла к окну. Внизу толкались в пробке автомобили, прохожие спешили к метро. Серые рваные облака стелились над горизонтом, заслоняя утреннее солнце, и роняли на суматошные улицы унылые пасмурные отсветы.
Боже мой! Она ведь думала, что Сашка нашел в ней нечто особенное. Думала (фантазерка!), что вместе они образовывали горючее, воспламенявшееся при их сближении. Они являлись недостающими элементами друг друга, которые, соединившись, вступали в химическую реакцию. Иначе как объяснить волшебство, исходящее от ее портрета, созданного Агеевым?
А получалось, Сашка находил особенное в каждом, кого фотографировал. Она все твердила себе, что Агеев — самый обычный. А оказывается, это она — обычнее некуда. Он умел видеть красоту вокруг — в природе, в людях. Она же носила красивые шмотки, ездила на красивой тачке и считала, что делает великое дело, донося до людей музыку. А ведь ничего она не доносила — всего лишь являлась посредником. В конечном итоге хороший музыкант и без ее помощи отыщет своего слушателя. Она лишь ускоряла этот процесс, и то не всегда.
Странно, почему эта элементарная мысль раньше не приходила в голову? Не потому ли, что она слишком упорядочила свою жизнь, обустроилась внутри своей вселенной, как птенец в скорлупе, и отказывалась видеть дальше своего носа. Когда‑то она очень старалась, стремилась к цели и наконец достигла ее, позволив себе наслаждаться заслуженным комфортом. Последние годы ее окружали одни и те же люди, вся ее жизнь, расписанная по графику, напоминала тысячу раз отрепетированный спектакль. Декорации иногда менялись, но сюжет оставался прежним. Поэтому‑то и Агеев ее так зацепил — проделал в ее скорлупе маленькое отверстие, заставив выглянуть за границы своего уютного мирка…
Шквал удручающих мыслей обрушился на Марину, выбивая почву из‑под ног. Что‑то внутри нее дрожало и ширилось, причиняя боль, и это состояние вызывало острый, почти физически ощутимый дискомфорт. Она кинулась к умывальнику и выпила воды прямо из‑под крана. Сердце колотилось, к горлу подступала тошнота. Да что с ней происходит?
Чувствуя приближающуюся панику, Летова метнулась в спальню — бросила на пол подушку, села на нее, сложив ноги, в позу лотоса и закрыла глаза. Раньше она часто прибегала к медитации, когда неприятные эмоции захлестывали, мешая рационально мыслить.
Выпрямить спину. Сосредоточиться на дыхании. Следить за мыслями как бы со стороны, позволить им течь, не задевая ее. Вдох. Выдох. Вдох.
Агеев рассказывал, что за Магаданом есть удивительная Снежная долина, где можно кататься на лыжах в купальниках — очень тепло, но снег не тает. Даже обгореть можно! Такой вот необычный снежный пляж.
Стоп! Никаких мыслей. Вдох. Выдох. Вдох.
Начала покалывать поясница, и Марина придвинулась ближе к стене, чтобы иметь опору. И снова вдох. Пульс постепенно замедлялся, и блаженная пустота все плотнее окутывала ставшее ватным тело. Ни о чем не думать. Не думать о том, чтобы ни о чем не думать. Просто быть в настоящем моменте.
Наконец она почувствовала, что расслабляется.
Пятнадцать минут спустя Летова встала, довольная тем, что быстро справилась с разбушевавшимися гормонами. Она вновь подошла к окну и в изумлении замерла. Поморгала, но мираж не исчез, только стал четче. Внизу, вместо привычного городского пейзажа, простиралась тундра и серо‑зеленые сопки.
Марина напряженно вглядывалась в унылую панораму, гадая, спит она или бредит. Пальцы коснулись подоконника, осязая прохладную пластмассовую поверхность. Все казалось таким настоящим, реальным — и совершенно не угнетало. Летова напрягла зрение — внизу, между покрытыми мхом и лишайником кочками, бежал ледяной ручей. В прозрачной воде блестели устилавшие дно камешки и галька.
Марине захотелось спуститься вниз и потрогать воду босой ногой. Она оглянулась в поисках одежды. Схватила висевшие на стуле брюки и кофточку, переоделась и побежала в прихожую, подстегиваемая будоражащим нетерпением. Она извелась, пока завязывала шнурки на кроссовках — с каждой секундой желание покинуть квартиру усиливалось. Ей начинало казаться, что там, за порогом, ее ждет нечто незабываемое.
Справившись со шнурками, Марина подлетела к двери, открыла замок и толкнула ее, однако дверь не поддалась. Летова проверила замок — все в порядке, работает. Но по какой‑то причине заклинившая дверь не двигалась. И в этот момент запахло гарью.
Из спальни повалил сизый дым, заклубился по полу, ширясь, набирая мощь. И вот уже затлели занавески на кухне, и огненная змейка, вспыхнув у потолка, поползла по обоям. Едкий запах наполнил помещение, и стало жарко, так жарко, что Марина внезапно поняла — если немедленно не выберется наружу, то попросту сгорит! Пожар уже полыхал, пожирая любовно подобранную мебель, поглощая чудесный бежевый палас, купленный после двух недель поисков… Огонь подбирался все ближе — она уже чувствовала, как рвутся вперед голодные языки пламени, превращая квартиру в смертельную ловушку.
Ей нужно выбраться на свежий воздух! Она не должна вот так умереть!
Жаркая волна толкнула ее в спину, вырывая из кошмара.
Марина вздрогнула, осоловело моргая, медленно приходя в себя. Она умудрилась заснуть во время медитации! Идиотка.
Это был всего лишь неприятный, излишне реалистичный сон, но сердце колотилось так, словно принимало произошедшее за чистую монету. Летова долго стояла под душем, пока наконец не почувствовала, что успокаивается.
Дурная идея была — остаться дома. Когда мозг занят работой, у него нет времени синтезировать кошмары, заглядывать в соцсети и рыться в чужих отношениях.
Если уж устроила себе неожиданный выходной, то занялась бы чем‑то полезным. Подумала бы, например, как отметить приближающийся день рождения…
Интересно, а когда у Агеева день рождения? С кем он его проводит? Какие у него друзья? Этой его белокурой нимфе тоже нравятся его большие сильные руки с въевшимся в кожу мазутом?
Звонок мобильного отвлек Марину от размышлений.
— Привет, как дела? — обычно бойкая, деловая Рябкина звучала непривычно задумчиво.
— Да нормально, — удивилась Летова. — Ты чего звонишь?
Подруга замешкалась с ответом.
— Ау?
— Да я здесь, извини, — откликнулась Рябкина. — Слушай, я тут думала, это все, конечно, глупости… Но оно все крутится в голове, не дает нормально работать…
— О чем ты говоришь? Что‑то случилось?
— Нет, ничего такого, — подруга помолчала. — Когда мы с тобой пили, помнишь, ты рассказывала про того парня, фотографа…
— Ну.
— Ты говорила, что он повел тебя гулять в районе улицы 1905 года, я правильно запомнила?
— Допустим.
— А ты не помнишь, где именно? Ну, улицу там, номер дома?
— Столярный переулок, если мне память не изменяет. Где‑то недалеко от метро. Мы во дворах шатались.
