– Я хочу просто вытереть тебе спину. Вот этим. Ты не против?
Мальчик медленно кивнул. Он продолжал смотреть в пол перед собой, и я неожиданно подумал, что паренек напоминает мне щенка лабрадора, которого я однажды видел в собачьем приюте. Его густая шерсть свалялась и стала похожа на грязную посудную мочалку, длинные уши закрыли половину морды, хвост был поджат, а широкие крупные лапы, которые были почти такими же большими, как у взрослого пса, дрожали мелкой дрожью.
Дядя вытянул вперед ладонь.
– Вот, возьми меня за руку.
Мальчишка на мгновение оторвал глаза от пола, взглянул на протянутую руку и снова уставился вниз.
– Если будет хоть немного больно, сожми ее, договорились? – предложил дядя.
Медленно, как в замедленной съемке, мальчик поднял свою худую ручонку и сунул в дядину ладонь.
Есть такая школьная игра: один игрок протягивает вперед обе руки, другой накрывает их ладонями. Первый должен отдернуть руки, прежде чем второй игрок успеет по ним шлепнуть. Если вы когда-нибудь играли в такую игру, вам должна быть известна одна хитрость: тот, чьи руки находятся сверху, должен слегка надавливать на руки соперника. Именно об этом я почему-то подумал, когда увидел ладонь мальчика в дядиной руке.
Дядя слегка приподнял край пожелтевшей повязки и осторожно вытер сукровицу. Две чистые салфетки он положил на воспалившуюся рану и помог мальчику облокотиться на спинку стула так, чтобы удержать их на месте.
Мгновение спустя мальчик выдернул руку из его пальцев и снова уставился на свои колени.
– Ну, вот и все, – сказал дядя, снова опускаясь рядом с ним на пол. Когда мальчик ничего не ответил, он вытащил из кармана рубашки леденец на палочке. – Ты ведь знаешь – никогда нельзя брать конфеты у незнакомцев? – спросил дядя.
Мальчишка покосился на леденец, потом прикусил губу и снова уставился в пол.
Дядя развернул конфету и снова протянул мальчику.
– Вот. Так будет лучше.
Было видно, что мальчишка колеблется, однако и сдаваться ему не хотелось.
– Ладно, сделаем так… – проговорил дядя, заметив его сомнения, и положил леденец на блокнот, который мальчик теперь держал на коленях. – Съешь, когда захочешь, оʼкей?
С этими словами он отступил назад. Рука мальчика чуть дрогнула, медленно сдвинулась вперед и взяла леденец за палочку.
Я посмотрел на блокнот и сказал, стараясь говорить негромко и спокойно:
– Что ты рисуешь?
С тех пор как мы вошли, я еще не видел толком его лица. Мальчик сидел так низко наклонив голову, что мне были видны только его неровно подстриженная макушка и небольшой кусочек лба.
Удерживая леденец одной рукой, мальчик открыл блокнот. На развороте двух страниц был изображен момент, когда передняя часть тепловоза врезалась в легковой автомобиль, похожий на древнюю «Импалу». Набросок был почти профессиональным – не детский рисунок в стиле «палка, палка, огуречик» и даже не упрощенно-схематическое изображение, как в мультфильмах и карикатурах.
– Это твоя машина?
Он покачал головой.
– Но ты был внутри? Ехал в ней?
Мальчик кивнул.
– Как тебя зовут?
Мальчуган вытащил из-за уха карандаш, начертил на странице знак вопроса и обвел его кружком.
Часы отсчитывали секунды. Молчание затягивалось, и я предпринял еще одну попытку.
– Лет до шести меня называли разными именами, – сказал я. – В каждом новом приюте или интернате для мальчиков меня звали по-новому. Это закончилось, только когда дядя – вот он стоит – оформил мое свидетельство о рождении и показал его мне.
Мальчуган бросил быстрый взгляд на дядины потрепанные башмаки.
– Ты никогда не видел своего свидетельства о рождении?
Он покачал головой.
– Но ведь другие люди как-то тебя называли? Как?
Мальчик открыл блокнот на чистой странице и написал на ней крупными печатными буквами: «Сопляк».
Я некоторое время разглядывал надпись.
– Тебя звали только так? И никак иначе?
Он не ответил, и только его левая нога, которая слегка подергивалась, еще когда мы только вошли, запрыгала по полу так, словно была привязана к ниточке, которую дергал и тянул невидимый кукловод-пьяница.
– Ладно… Ну а если бы ты мог выбрать себе любое имя, чтобы другие люди могли к тебе обращаться… какое бы ты предпочел?
Мальчуган замер, даже его колено перестало дрожать. Потом голова его медленно-медленно повернулась в направлении моих ног, задержалась на секунду и снова вернулась в прежнее положение. Похоже, кукловод ослабил натяжение нитей – фигура мальчика выглядела теперь слегка обмякшей.
Только тут я заметил, что в его блокноте осталось всего несколько чистых страниц – все остальные были заполнены какими-то рисунками, эскизами, набросками.
– Покажи мне свой блокнот. Пожалуйста, – попросил я.
Разложив блокнот на коленях, мальчик открыл первую страницу. Спрятав руки за спину, чтобы он не подумал, будто я собираюсь отнять его единственное сокровище (а в том, что мальчик дорожил своим блокнотом, у меня не было никаких сомнений), я наклонился вперед. Дядя, вытянув шею, смотрел поверх моего плеча.
Это было поразительно. Столь реалистичных изображений, сделанных с помощью простого карандаша, я еще никогда не видел. Пропорции, перспектива, расположение рисунка на странице – все было настолько близко к идеалу, насколько это возможно. Но еще более удивительной казались почти фотографическая точность и скорость, с которой он рисовал.
Мальчик медленно листал страницы, а мы с дядей смотрели во все глаза. Мы увидели старый трейлер, стоящий на бетонных блоках вместо колес, упитанную кошку в ошейнике, разлегшуюся на его крыше, немецкую овчарку в тени под трейлером, а также две декоративные фигурки фламинго, которые валялись в траве чуть в стороне. У одной из фигурок была отбита голова. На ступеньках трейлера стоял высокий баскетбольный ботинок с распущенными шнурками и дырой над большим пальцем, трава перед входом была усыпана пустыми пивными банками и бутылками из-под виски «Джим Бим». От угла трейлера тянулась к ближайшему дереву бельевая веревка. На ней сушились мужские трусы, женские стринги, несколько пар джинсов большого размера и одни детские. Позади трейлера рос огромный дуб, почти накрывавший его своими ветвями, а на первом плане красовалась разрезанная пополам пятидесятигаллонная бочка, из которой поднимались языки пламени. Рядом валялся полупустой мятый пакет с древесным углем. К двери трейлера были прибиты крупные цифры «2» и «7». Все окна были распахнуты настежь, а в угловой комнате виднелся большой напольный вентилятор.
Я попытался заглянуть мальчугану в глаза, но он только опустил голову еще ниже.
