Мы уже направлялись к выходу, когда в кухне откуда ни возьмись появился дядя.
– Эй, вы куда собрались?
Майки поднял голову и повернулся к нему.
– У меня есть кое-какая работа, и я думал – ты мне поможешь, – сообщил дядя.
Мальчик загадочно посмотрел на меня. С одной стороны, он спрашивал разрешения остаться, а с другой – ему хотелось знать, возьму ли я его в «Свиной рай» в следующий раз (так, во всяком случае, я истолковал его вопросительный взгляд).
– Оʼкей. – Я улыбнулся. – Помоги дяде, а в ресторан съездим завтра.
Дядя положил руку на плечо Майки и посмотрел на нас с Томми.
– Вот и хорошо, – сказал он. – Пусть эти двое поговорят о своих взрослых делах, а «Свиной рай» никуда не убежит.
* * *
Ресторан, в который мы направлялись, находился на северной стороне дамбы, которая соединяет Брансуик и Сент-Саймонс. Он был широко известен своей отборной свининой, зажаренной на рашпере или прямо на углях, и французской картошкой фри в сухарях. Приехав на место, мы заняли уютный полукабинет в глубине. Томми сидела лицом к залу и не сняла темных очков даже после того, как официантка принесла чай со льдом.
– Сняла бы ты свои очки, – заметил я, слегка наклоняясь вперед. – Здесь не так уж светло.
– Гм-гм… – неопределенно отозвалась Томми, и я решил оставить ее в покое.
Только после того, как мы сделали заказ, я заметил пятерых молодых мужчин в белых рубашках, которые, сидя за столиком почти в центре зала, о чем-то шептались, то и дело поглядывая в нашу сторону. Время от времени то один, то другой разражались громким, издевательским смехом. Пару минут спустя самый рослый и громоздкий из них поднялся и, подойдя к нам, без приглашения уселся на скамью рядом с Томми, слегка задев ее плечом. Вместо того чтобы представиться, он бросил на стол несколько своих визиток. Держался парень уверенно, но, когда он заговорил, голос его выдал. Он явно нервничал, но я не сразу догадался – почему.
– Мы тут с друзьями поспорили… – начал он. – На кругленькую сумму. По уговору я должен подойти к вам, сказать, что видел почти все ваши фильмы, и предложить сняться еще в одном… вместе со мной.
Сдвинув очки на кончик носа, Томми слегка повернулась к нахалу, демонстративно задержав взгляд на его руке, на которой блестело обручальное кольцо. Несмотря на то что она была в теплой толстовке, со стороны могло показаться, будто она мерзнет, да и темные тени у нее под глазами обозначились резче.
– Когда-то давно я могла бы принять подобные слова за комплимент, – медленно, почти лениво проговорила Томми. Смотрела она на меня, но обращалась к парню, который так и норовил теснее прижаться к ее плечу. – И это только лишний раз доказывает, как низко я себя ценила и как плохо о себе думала. – Кончиком ногтя Томми указала на обручальное кольцо. – Ступай домой к своей Нэнси или как ее там, а диски с моими фильмами – сожги.
– Ух ты!.. – делано восхитился парень и, бросив взгляд на своих товарищей, которые одобрительно захохотали, снова повернулся к Томми. – Поговори со мной еще немного, детка. Я люблю непристойности… – С этими словами он опустил руку на бедро Томми.
Не дрогнув, она поднесла к глазам одну из его визиток и в свою очередь посмотрела на столик, где корчились от смеха его приятели.
– Вот что я тебе скажу, Роберт… У тебя… у вас, ребята, много денег?
– А то как же! – Парень швырнул на стол кошелек с зажимом, в котором была довольно толстая пачка купюр. На верхней красовался портрет Томаса Джефферсона
[46].
– Отлично. – Томми поглядела на парковку за окном. – А машина у тебя есть?
– Разумеется.
Она положила руку ему на плечо.
– Что ж, пойдем. Ты будешь первым, а остальные как хотят. – Она сдвинула очки на лоб и повернулась ко мне. – Не беспокойся, я быстро.
Роберт сиял так, словно только что выиграл первый приз в лотерею. Поднявшись, он неуклюже взмахнул рукой, пропуская Томми вперед – пародия на настоящего южанина-джентльмена. Она тоже встала и, взяв со стола ключи от моей машины, протянула мне очки:
– Подержи…
– Слушай, Томми, ты уверена…
Она отмахнулась.
– Я знаю, что делаю.
Зажав в кулаке ключ от зажигания, так что он на целый дюйм выступал между ее указательным и средним пальцами, Томми улыбнулась заученно-широкой улыбкой и… резким движением вонзила ключ в шею Роберта чуть ниже «адамова яблока». Задохнувшись, парень машинально схватился за горло и не сумел увернуться от последовавшего удара коленом. Держась одной рукой за шею, а другой – за пах, Роберт согнулся пополам и повалился на пол. Четверо его товарищей вскочили, опрокидывая стулья, но Томми, по-ковбойски усевшись верхом на поверженного врага, обеими руками схватила его за яйца и сжала, глубоко погрузив в мягкую ткань брюк длинные ногти больших пальцев. К этому времени официантки подняли крик, но визг Роберта звучал еще громче – и на тон выше.
Когда бедняга ненадолго замолчал, чтобы набрать воздуха для следующего вопля, Томми наклонилась к нему и произнесла раздельно и громко – так чтобы слышали люди за ближайшими столиками:
– Да, говнюк, я снялась в двух сотнях фильмов, и теперь я жалею… о каждом… из… них. Мне наплевать, какие из них ты смотрел, о чем ты при этом мечтал и чем занимался, но если и есть на свете кто-то, кто был бы хуже меня, это – ты!!!
При этих последних словах Томми с силой потянула промежность врага на себя, отчего Роберта начало гейзерообразно тошнить.
– Может быть, хоть это заставит вас задуматься, – сквозь стиснутые зубы продолжала Томми, обращаясь к приятелям Роберта (сам Роберт, я думаю, вряд ли что-нибудь соображал). – Вы считали меня продажной дрянью, но сами вы еще отвратительнее, – добавила она, и я вдруг понял, что Томми с трудом сдерживает слезы – слезы, которым она уже много лет не позволяла пролиться. – Вы больны, и ваша болезнь еще хуже, чем моя. – Томми вскинула голову и повернулась к окну. Теперь она говорила так, словно обращалась к болотам, к океану, к солнечному голубому небу. – Я не ангел, но вы – просто грязь! – повторила она и, встав во весь рост, обвела глазами зал, словно только сейчас осознав, сколько человек смотрят на нее с изумлением и чуть ли не со страхом. Ловко пнув ногой успевшего подняться на колени Роберта (отчего тот, поскользнувшись в собственной блевотине, снова свалился), Томми вернулась к нашему столу. Взяв со столешницы очки, она надела их на себя и, сев на прежнее место, привалилась спиной к стене, закрыв глаза. Дыхание ее было тяжелым и частым, побелевшее лицо блестело от пота, а губы, наоборот, запеклись и приобрели тревожный сероватый оттенок.
Роберт тем временем не без труда отлепился от пола и на четвереньках вернулся к своему столу. Там уже стояли двое поваров с длинными ножами, которые вежливо осведомились у его приятелей, уйдут ли они сами или им помочь. Ворча вполголоса, шутники удалились и уволокли Роберта, а еще через минуту официантка принесла нам наш заказ.
