По мере того как она говорила, презрение уходило из его взгляда. Теперь в нем появились настороженность и холод.
— Кто послал тебя, женщина?
— Я пришла, услышав о существовании дворца для больных. Как я уже сказала, мне хотелось бы служить на благо больных.
Хатту покачал головой:
— Женщины не имеют таких познаний. Ни один целитель не доверился бы им в такой степени… И еще это платье…
— Я не стану носить его на службе.
— Женщины знают, как варить отвар из трав, каким богам нужно молиться. Они могут держать умирающих за руку. Они вселяют надежду на выздоровление. Они важны! Но они понятия не имеют о резаных ранах…
— Тебя успокоит, если я перечислю, какие травы и в каком количестве я потрачу, чтобы сварить жаропонижающий отвар? Расскажу, когда буду использовать холодную повязку, а когда не буду?
Целитель сжал губы. Глаза его превратились в узкие щелочки.
— Где ты этому научилась, женщина? — вдруг рявкнул он на нее.
— У целителей с Шелковой реки.
Хатту решительно покачал головой:
— Даже эти узкоглазые отравители не посвящают женщин в высшее искусство.
В зал вошли двое мужчин. Один из них был еще почти совсем мальчик, второй — согбенный старик, который шел, опираясь на палку. От волос его остался лишь редкий венчик на затылке. Вся лысина была усеяна родимыми пятнами.
— Явилась какая-то выскочка, господин! — воскликнул Хатту.
— Ты распространяешь ложь обо мне, потому что не смог затащить в темный уголок и облапать?
— Придержи язык, баба! — Старик, приблизившись, угрожающе поднял палку. — Хатту — человек с безупречной репутацией. А тебя я не знаю. Поэтому ты для меня никто.
— Кто ты такой, чтобы судить обо мне, даже не зная?
— Я — создатель этого госпиталя. Я — деньги, которые кормят вас. Я — ваше благословение и проклятие. Зовут меня Элиас. Я создал этот город. Может быть, править здесь будет Аркуменна, но очень мало что происходит здесь без моего одобрения. А я не позволю, чтобы в моем госпитале втирались в доверие какие-то пришлые потаскухи!
— Задай мне вопрос, проверь мои знания! — вызывающим тоном произнесла Шайя.
— О, знает она много. Слишком много для бабы. Должно быть, научилась у осквернителей трупов. Или вообще ведьма! Вышвырнем ее! — вмешался в разговор Хатту.
— Нет! — резко произнес старик. — Если мы сделаем это, она побежит к Аркуменне. А ты знаешь, какое решение он примет, если к нему придет симпатичная баба, умеющая хорошо говорить. Пусть проявит себя. — Старик окинул ее суровым усталым взглядом. Такие глаза, как у него, Шайе уже доводилось видеть. Такие же глаза были у самых старых среди ее ветеранов, которым пришлось испытать слишком много страданий.
— Хатту отдал семь лет своей жизни, чтобы построить этот госпиталь, женщина. Принес себя в жертву. Излечил сотни людей. Не проходит и часа в этой провинции, чтобы за него не помолились. Здесь мы ведем записи о тех, кто приходит, и о тех, кто уходит. Девять из десяти покидают этот дом живыми. Эту меру мы применим и к тебе, женщина. Так ли ты хороша? Справишься ли ты? Если нет, то уходи из госпиталя сейчас же.
— Я уверена, что ничуть не хуже вашего умею лечить, — с гордостью в голосе произнесла Шайя.
— Подумай как следует, женщина. Если ты не справишься, я пойду к Аркуменне и пожалуюсь на тебя. Назову тебя выскочкой, а быть может, даже убийцей. В первом случае тебя привяжут к позорному столбу, обреют голову и выжгут на лбу клеймо лжеца. А если окажешься убийцей… — Он угрожающе посмотрел на нее. — Убийцы умирают тяжело.
— Я готова выдержать ваш экзамен.
Выбора у нее не было. Если она попытается пробиться как самостоятельный целитель и закрепиться в Асугаре, старик и Хатту будут настраивать всех против нее. Целители госпиталя начнут дурно отзываться о ней, и в итоге она окажется в канаве. А ей не хотелось быть изгоем и попрошайкой.
— В мужестве тебе не откажешь, — холодно улыбнулся ей Элиас.
Шайе показалось, что Хатту хочет возразить против такого решения, но старик взглядом заставил его замолчать.
— Энак? — Элиас обернулся к юноше, который пришел вместе с ним. — Отведи нашу гостью в зал незнакомцев. Теперь они будут под ее наблюдением. Одну неделю, потом пересчитаем живых и мертвых.
— Господин, вы не можете…
Старик резко ударил клюкой по выложенному мозаикой полу:
— У тебя здесь нет права голоса, малыш. А ты, женщина, надень другое платье, если хочешь, чтобы мы терпели твое присутствие в нашем дворце. Это госпиталь, а не бордель!
От Шайи не ускользнул ликующий взгляд Хатту, равно как и тревога молодого целителя. Что не так с залом незнакомцев?
— Отведи ее к больным! — приказал юноше Хатту.
Неприятное чувство мучило Шайю. Она знала, что допустила ошибку. В очередной раз. Нужно было подчиниться, снести глупые речи Хатту. Но она просто не могла молчать, когда с ней поступали несправедливо.
Зал чужаков
Энак вел ее по лестницам, все глубже и глубже уводя женщину внутрь дворца, пока наконец не привел в темную комнату за одной из дверей. Первое, что ощутила Шайя, была вонь. В отличие от залов с высокими сводами, по которым они шли, в этой комнате царил сумрак и она почти не проветривалась. В плоских медных мисках горели благовония. Степную воительницу вежливо приветствовал старик.
— Здесь мы боремся с неизбежным, — прошептал Энак. — Мои наставники обманули тебя. Всем, кто находится здесь, предстоит умереть. Сдались даже сами больные.
— А что с ними? — Шайя спросила скорее из вежливости, поскольку ужасный запах, который не могли изгнать даже все благовония, нельзя было спутать ни с чем.
— У них гангрена, — ответил Энак. Его голос звучал подавленно.
Целительница вошла в мрачный зал. Рядом с каждым ложем горела масляная лампа. Она переходила от одного больного к другому. Здесь были только мужчины. На лице каждого была печать отчаяния и безысходности. Большинство спали. Те немногие, кто лежал без сна, смотрели на нее равнодушно, безо всякого интереса. Энак был прав. Больные сдались.
— Откуда они? — поинтересовалась Шайя.
— Это очень странная история… Однажды у одной из якорных башен причалил собиратель облаков, подобного которому никто никогда прежде не видел. Высокий светловолосый мужчина попросил нас присмотреть за его командой. Он каждого лично отнес в госпиталь, заплатил нам за каждого пять золотых монет, чтобы мы лечили их. Он собирался вернуться и забрать свою команду. За каждого исцеленного он пообещал Хатту еще пятнадцать золотых монет… — Энак широким жестом обвел зал. — Но ты же видишь… — Юноша понизил голос до шепота: — Мы не можем помочь им. Их конечности гниют, и они совершенно измучены. Мы молились за них много часов. Семеро из них уже умерли. А остальные вскоре последуют за ними. Надежды нет. Беги из дворца, покинь город на первом же поднебесном корабле.
