Он поборол искушение поставить беглые туфли прямо на стол перед Зоей. Туфли оттягивали карманы.
— Товарищ Соколова, не хотите ли пройтись? Жара спала. Воздух дивный, — пригласил он.
Зоя молча заложила страницу, потянулась за шалью в цветах. Ядреной, не городской — не ленинградской. Такой шали не могло быть в чемодане у служащей Смольного.
— Не хочет. — Патрикеев опустил газету, Зоина рука с шалью недоуменно замерла — взгляд остановился почему‑то на газете. Патрикеев тряхнул листом. Его жена показала глаза поверх своей книги.
— Темно уже. И вы, товарищ Зайцев, не хотите. В темноте всякое бывает.
— Мошки, комары, — пояснила Патрикеева.
— Нельзя? — Зайцев старательно убрал из голоса раздражение и вызов. Оставил только удивление.
— Не рекомендуется.
— Что ж, — пожал плечами Зайцев. — Мошки — это серьезно.
Зоя недоуменно глянула Зайцеву в глаза, но выпустила шаль. Взяла «Тихий Дон». И Патрикеев снова отгородился газетой.
* * *
Утром отделаться от Патрикеевых было куда легче.
Зайцев улучил момент, когда Патрикеева вышла с тазиком какой‑то каши — «кормить кур».
— Пора, товарищ Соколова, — решительно распорядился он.
— Вы куда? — высунулся из‑за занавески хозяин. Его полные плечи облегала майка, на подбородке была рождественская пена. — Час ранний.
«Посоветовать ему прорезать в занавеске дырки, что ли, — подумал Зайцев. — И в газете тоже». Оптимистично отозвался:
— Служба зовет! А вас — не зовет?
— Вы бы жену мою подождали! Она вот‑вот вернется! — засуетился наблюдатель. — Она с вами сходит! Вдруг вы заблудитесь.
— Дорогу я выучил, не беспокойтесь!
И он почти вытолкал Зою в дверь. За руку быстро протащил ее через двор до самой калитки. И только на густо‑зеленой улочке — по обеим сторонам сады и заборы — заметил, что на Зое просторная ситцевая блузка и широкая юбка.
Зоя поймала его взгляд и закрыла живот углом шали с длинными кистями.
— Вам не нравится моя одежда?
Наряд Зои был странен, но, видимо, дура все‑таки послушалась ветеринара и не «затягивалась». Зайцев вздохнул.
— Нравится. Живенько. Дачный стиль. Идемте.
— Куда?
— В ГПУ. Вы же слышали.
Он решил, что сам отведет ее — убедится, что там ее пристроят где‑нибудь с пишмашинкой и горой никчемной работы.
— Туфли ваши, кстати. — Он вынул из кармана одну, потом другую.
— Они не мои! — всполошилась Зоя. И тут же приказала строго: — Верните их.
Улица шла на подъем, и Зоя чуть отдувалась. На верхней губе появилась испарина.
— То есть они все‑таки ваши.
— Я их продала.
— Кому?
— Раз они у вас, значит, знаете кому, — с вызовом ответила она.
— Но зачем?
— Они ей понравились.
Зайцев сдвинул кепку на затылок. В акациях трещали воробьи. Зеленая, обсаженная заборами улочка была пуста, их следы четко отпечатывались в пыли. Навстречу маячила прохожая, на локте у нее висела корзинка.
Туфли так и торчали у Зайцева из карманов, как огурцы. Один в правом кармане, другой в левом.
— Я хотела с вами поговорить, товарищ Зайцев. А вы мне вчера не дали, — начала Зоя. Прохожая поравнялась с ними. Обменялась с Зоей кивками и улыбками. И остановилась.
— Вот жарень‑то, — заговорила женщина, явно местная. — Ноги‑то пухнут?
— Немного.
— Я вот распухла тоже. Только свекровы калоши надеть и могла. И подвязывать не надо было ничего — и так не спадали. Первый? Второй?
— Первый.
— А. Первого‑то я относила слава богу. Я на втором распухла.
Зайцеву стало неловко, он отошел.
— Терпимо пока, — улыбалась Зоя.
— Бывает и так. У кого как! Красивые часики.
Зайцев видел, как Зоя подняла запястье.
— Нравятся?
— Ничего. Дороговастенько только.
— А сколько дадите?
— Ты, доча, богатую ищи. Муж‑то не прибьет?
Зайцев ничего этого не слышал — увидел только, что женщина кивнула в его сторону.
— Прибьет, — вздохнула Зоя. — Да из часиков‑то суп не сваришь.
— Эх, — посочувствовала женщина. Зайцев не выдержал — подошел. Женщина тотчас сменила тему. — А их — в воду. Ноги. Прямо из колодца воду — и сразу. Поломит немного, не застуди только смотри.
Зоя пообещала. На том и пошли своей дорогой каждая.
— Это кто? — дернул Зою за край шали Зайцев.
— Не важно. Спросила, который час.
— Долго что‑то спрашивала.
— Тут вопрос другой. — Речь Зои переключилась, как будто кто‑то крутил ручку радио, и снова выскочил канал, по которому передавали партийное собрание. — Мы пошли к ней домой. Чтобы я переобулась. Она очень мелкобуржуазна. Мещански занята вещами.
Зайцев не верил ни слову.
— Что же, на улице с вами познакомилась — и сразу к себе в дом?
Это плохо вязалось с винтовкой на коленях у жены красноармейца и с паранойей Патрикеевых, которые не высовывали носа после наступления темноты. А их паранойе Зайцев доверял: она была замешена на неподдельном страхе. Ей — и дырам от пуль в бричке. И карте района, покрытой воспаленной розово‑красной паршой.
Но Зоя как в трансе продолжала перечислять поразившие ее туалеты мадам Кренделевой:
— Юбка и два джемпера из «Смерти мужьям». Не с рук купленные! Сшитые по ее собственному заказу! И каракулевый жакетик! Представляете? У жены простого курсанта!
Зайцев не успел самому себе сказать, что это и правда — очень интересно. Как вдруг им подмигнула встречная женщина в белой косынке. Вернее, Зое подмигнула, не ему.
— Пацанчик небось. Вон, — показала она подбородком на Зоин живот, — вроде вниз смотрит. А если в стороны ползет, то девка.
— Да, вроде смотрит вниз.
— Говорят так. Хотя у меня за третьим разом вширь пошло, а там раз — и казачонок.
— Вам липстик случайно не нужен? — неожиданно спросила Зоя.
— А это что еще?
Зоя махнула рукой.
— Не берите в голову.
Обменялись улыбками. Зоя двинулась вперед, женщина — своей дорогой. Зайцев недоуменно глянул ей вслед, потом на Зою.
— Вы что, со всем городом уже перезнакомились? Кто это?
