Увлекшись разбором этой актерской задачи, она не сразу обратила внимание на высокую темноволосую девицу. Левая, загипсованная, рука девицы была подвешена на кокетливом красном шарфике. Очевидно, это и есть Анжела из второго номера. Местная знаменитость о чем-то оживленно шушукалась с молодым врачом в конце коридора. Увидев приближающуюся Лолу, Анжела фыркнула и сбежала по лестнице, напоследок бросив Владимиру Александровичу выразительный взгляд.
«Нарочно по лестнице побежала, — подумала Лола, — чтобы меня унизить. Мне-то с гипсом так не поскакать».
Придется сыграть на контрасте и подчеркнуть собственные слабость и беспомощность.
Лола воздела глаза к потолку, как кающаяся Мария Магдалина в Эрмитаже, слегка пошатнулась и выставила вперед палку. Владимир Александрович бросился к ней и подхватил под локоть:
— Вам нехорошо? Зря вы решились на прогулку! Вам нужен покой. Проводить вас в номер?
— Нужно двигаться, — проговорила Лола голосом, полным сдержанного страдания. — В этом номере я чувствую себя как в тюремной камере.
— Что вы, — молодой доктор заботливо повел ее по коридору, — мы стараемся обеспечить нашим пациентам максимальный комфорт…
— Как в комфортабельной тюремной камере. — Лола смягчилась и скосила глаза на своего спутника.
А что, пожалуй, он симпатичный. Даже очень симпатичный. Хотя если она проторчит в этой VIP-богадельне еще несколько дней, ей и физкультурный врач покажется красавцем.
Из столовой пахло борщом и котлетами с чесноком. У Лолы потекли слюнки, но, увы, обоняние снова ее обмануло. Вместо борща и котлет на обед дали морковный суп-пюре и вываренную куриную грудку с гарниром из брюссельской капусты — все без масла и соли.
Уныло накалывая на вилку скользкие кочешки, Лола решила, что попросит Леньку привезти хоть пачку соли. А лучше что-нибудь более существенное.
Они договорились, что не будут созваниваться часто — только чтобы Лола отчитывалась о своей работе. А говорить-то нечего, ей даже не удалось завязать с Арбузовым пустяковый разговор. Ленька, конечно, будет недоволен. Но что она может сделать, если этот тип доступен только на балконе?
Ее размышления были прерваны появлением мужчины в гипсовом ошейнике. Поверх ошейника вились буйные черные кудри.
— Разрешите представиться. — Он сделал попытку церемонно поклониться, но ничего не вышло. — Каргопольский, режиссер.
Из седьмого номера, вспомнила Лола.
Она поймала себя на том, что рада и такому собеседнику, и пригласила его присесть. Уже через пару минут они оживленно беседовали о театральных премьерах, о сценическом мастерстве и вообще об искусстве. Каргопольский оказался ярым приверженцем авангарда. Он горячился, пытался жестикулировать, но получалось плохо — ошейник сковывал движения. Лола из вежливости поинтересовалась, что с ним случилось. Оказалось, у режиссера производственная травма: на него свалился софит в ту самую минуту, когда он показывал актрисе, что нужно делать, чтобы изобразить ломаную пишущую машинку.
Старая вешалка Нинель Аркадьевна поглядывала из угла на Лолу с самой настоящей ненавистью. Стоило ее взгляду переместиться на режиссера, как в нем проступала обида. Очевидно, раньше, за неимением других собеседников, Каргопольский проводил время с ней, и теперь она безумно ревновала.
Лола посмеивалась про себя до тех пор, пока старуха в волнении не сжала в кулаке вилку. Дальше оставалось только распрощаться с Каргопольским как можно скорее.
Перед ужином Лола заглянула в библиотеку. Она с грустью отложила в сторону любезные ее сердцу дамские журналы и сосредоточилась на классике. Ничего не поделаешь: у ее соседа в шезлонге валялся именно том Достоевского.
Стало быть, любитель классики. Это нужно использовать. Возможно, если Лола предстанет перед этим несносным Арбузовым не смазливой пустышкой, а серьезной молодой женщиной, любительницей классической литературы, это поможет делу? Вряд ли, сказала она себе, но попробовать стоит.
Из интересующих ее книг в шкафу в наличии были «Анна Каренина», «Преступление и наказание» и сборник морских рассказов писателя Станюковича, бог знает каким ветром сюда занесенный.
От Станюковича Лола отказалась сразу. С детства запал в душу рассказ о негритенке, которого русские моряки подобрали в море и назвали Максимкой. Как-то это несерьезно, не произведет нужного эффекта. Пришлось взять «Преступление и наказание».
Лола вздохнула: в свое время все преподаватели театрального института сходились на том, что она хороша будет в роли героини Достоевского. Женщины у него яркие, страстные… Конечно, только не Сонечка Мармеладова. Эту мямлю Лола терпеть не могла.
В этот вечер после утомительных процедур она заснула мгновенно, как только коснулась головой подушки. Ей снился увлекательный сон. Вот она выступает на сцене огромного театра где-то в Италии или во Франции. На ней платье из расшитой золотом парчи и очаровательный напудренный паричок в стиле XVIII века. Зрительный зал замер, тысячи зрителей не сводят с Лолы восхищенных глаз…
И тут в самый решающий момент она с ужасом осознает, что не только не помнит своей роли, но даже не знает, какой спектакль на сцене. Хуже того, она вообще не знает ни итальянского, ни французского!
На глазах выступают слезы, Лола бросается прочь со сцены. Где-то за спиной слышатся возмущенные голоса зрителей и крик помощника режиссера: «Занавес! Занавес!»
В эту минуту она проснулась.
В комнате была мертвая тишина.
Хотя нет, так ей только показалось в первую минуту.
Ночную тишину нарушало сопение Пу И, уютно устроившегося у Лолы под боком. Но не только — откуда-то из-за стены доносились неясные звуки. Темнота тоже не была такой уж глубокой. В окно сочился разбавленный лунный свет, и в этом свете по занавеске двигались смутные тени. Впечатление было таким, словно по балкону кто-то крался.
Лола вспомнила, что накануне уже выясняла происхождение этих подозрительных теней. Их отбрасывали ветки ближайшей сосны.
«Ветки сосны, — успокаивающе напомнила она себе. — Самые обычные ветки, и ничего больше».
Но как ни пыталась она себя уговорить, что бояться нечего, тень за окном вызывала все большее беспокойство. Уж слишком эта тень напоминала силуэт затаившегося человека. И еще Лолу беспокоили доносившиеся с балкона странные звуки, те самые, что ее разбудили.
Теперь понятно, что она не уснет, пока не убедится, что все эти страхи беспочвенны. Она спустила ноги с кровати, нашарила тапочки и беззвучно двинулась к окну.
За спиной сонно заскулил Пу И — сквозь сон почувствовал, что хозяйка покинула кровать, но сам не смог проснуться.
Лола приблизилась к окну и выглянула в просвет между занавесками.
И немедленно отшатнулась.
На балконе действительно был человек. Он стоял к ней спиной и как будто к чему-то прислушивался, поэтому она не видела его лица. Впрочем, в темноте она его все равно вряд ли узнала бы. Но пригнувшуюся, напряженную фигуру она видела совершенно отчетливо.
